Жизнь в ролях - стр. 22

Затем мы сели в машину и отправились восвояси. Долгое время мы ехали молча. Наконец, не выдержав, я поинтересовался, что это было.

– Ни одна рыба не смердит так, как макрель, когда она гниет, – заявил Джим. Он объяснил, что система кондиционирования неизбежно разнесет вонь по всему дому. Как оказалось, хозяин дома тоже не расплатился с Джимом за работу. Я спросил Джима, пробовал ли он когда-нибудь в подобных случаях обращаться в суд. Он улыбнулся шире, чем обычно, и ответил:

– Считай, что мы только что это сделали.

Отцу нравилось, что имя моего брата – Ким Эдвард Крэнстон – звучит как Король[6] Эдвард Крэнстон. Но когда мать предложила просто назвать брата Кингом, отец возразил, что ему трудно будет жить с таким именем и к тому же оно будет производить странное впечатление на людей. По его словам, они стали бы воспринимать это имя как собачью кличку. Эй, Кинг! Ко мне, Кинг! Поэтому брата назвали Кимом. Им он и оставался в течение примерно двенадцати лет.

Вообще-то мой брат всегда считал, что ему не очень повезло с именем. Он часто говорил, что Ким – женское имя. Эдвард, его второе имя, было несколько более удачным. Но мне все же кажется, что оно брату тоже не нравилось. Эд, Эдди, Эдвард. Полный отстой!

В средней школе все называли его Эд – видимо, этот вариант казался брату наименее неудачным.

После визита в нашу школу рекрутеров из полиции Лос-Анджелеса Эд стал посещать учебно-тренировочный лагерь, где проходили начальную подготовку те, кто хотел в будущем стать стражем порядка. В то время вербовщики часто приходили в школы, особенно в такие, как наша, где учились дети, чьих родителей можно было отнести к низам среднего класса. Предполагалось, что эти визиты заставят детей задуматься о том, чем они будут заниматься после окончания школы. Мне трудно сказать, что именно привлекло в программе полиции Лос-Анджелеса моего брата, но я точно знаю, что в ней понравилось мне. В первый же год участия в ней брат побывал на Гавайях. На следующий год – в Японии. Пока я пробавлялся случайными заработками, Ким слал мне почтовые открытки с изображением белоснежных пляжей и синтоистских храмов. Я подолгу разглядывал их, и меня грызла зависть.

Поэтому я записался в участники программы, как только мне исполнилось шестнадцать – это был минимальный возраст, с которого в нее принимали. У меня не было желания стать офицером полиции – мне просто хотелось повидать мир. Но для того чтобы быть принятым, нужно было в течение восьми суббот подряд посещать академию в Лос-Анджелесе, чтобы ознакомиться с основными принципами полицейской работы. Обучающиеся должны были участвовать в парадах и прочих торжественных мероприятиях, помогать в регулировке уличного движения, при осмотрах мест происшествия, а также выполнять целый ряд других обязанностей.

Наше отделение полиции в Уэст-Вэлли было одним из лучших. Во многом это объяснялось тем, что в нем работал сержант Рой Ван Виклин, которого все, кроме новобранцев, называли просто Ван. Во время Второй мировой войны он служил в парашютно-десантных войсках. Среди участников программы он культивировал военную дисциплину. Он был очень жестким, но только потому, что относился к своему делу серьезно. Для всех новичков он устраивал так называемые «адовы выходные», прежде чем допустить их к занятиям вместе с остальными. Мы изучали разнообразные полицейские процедуры, всевозможные уставы и инструкции, постигали основы строевой подготовки. Режим в учебном лагере был суровый: мы ели, тренировались, спали, снова тренировались – и ничего больше. Разумеется, опытные курсанты серьезно осложняли жизнь новобранцев. В общем, приходилось несладко. Единственным утешением было то, что такие, как я, могли рассчитывать, что на следующий год им удастся отыграться на новом наборе.