Жизнь Шарлотты Бронте - стр. 44
Она приводила нас в замешательство, демонстрируя знания, далеко выходившие за пределы нашего кругозора. Шарлотта узнавала стихотворные отрывки, которые мы заучивали наизусть, могла с ходу назвать их авторов и поэмы, из которых они были взяты, а иногда могла прочитать несколько идущих дальше страниц и пересказать нам сюжет. У нее была манера писать печатными буквами: она объясняла это тем, что издавала дома рукописный журнал. Он выходил раз в месяц, и его издатели желали, чтобы он как можно больше походил на настоящий. Шарлотта пересказала нам один рассказ, помещенный там. У журнала не было никаких читателей или авторов, за исключением ее самой, ее брата и двух сестер. Шарлотта обещала мне показать номера этого журнала, но потом взяла свои слова обратно, и мне так и не удалось ее переубедить. В часы, отведенные для игр, она сидела или стояла на одном месте с книгой. Однажды мы с подругами заставили ее поучаствовать в игре в мяч на стороне нашей команды. Шарлотта отказывалась, ссылаясь на то, что она никогда в это не играла и не знает, как это делается. Мы уговорили ее попробовать, и вскоре поняли, что она не видит, куда летит мяч, и оставили ее в покое. Шарлотта уступала нашим усилиям вовлечь ее в игры, однако к самим играм относилась безразлично и всегда была готова их бросить. Она предпочитала просто стоять под сенью деревьев рядом с площадкой для игр и пыталась объяснить нам, как приятна тень, когда солнце появляется в просветах облаков. Нам же эти радости были недоступны. По ее словам, в Кован-Бридж она любила стоять возле ручья, на большом камне, и созерцать течение воды. На это я сказала, что не лучше ли было заняться там ловлей рыбы? Шарлотта отвечала, что у нее никогда не возникало подобного желания. Физически она была совсем слабенькая. Я не помню, чтобы она ела в школе пищу животного происхождения. Как-то раз я заметила ей, что она совсем некрасива. Однако спустя несколько лет извинилась за подобную грубость. Ответ Шарлотты был таков: «Ты сделала мне добро своими словами, и не надо раскаиваться». Зато она рисовала быстрее и лучше всех и знала все о прославленных картинах и художниках. Если Шарлотте попадалась картина или гравюра, она принималась тщательно ее рассматривать: подносила очень близко к глазам и вглядывалась долго и пристально, а мы спрашивали, что она там видит? Видела она очень многое и прекрасно разъясняла увиденное. Шарлотта пробудила во мне интерес к поэзии и рисованию, и я приобрела привычку, оставшуюся до сих пор, – мысленно сверяться с ее мнением во всех вопросах искусства, хотя и не только в них. Описывая ей определенные вещи, я начинаю припоминать то, что, казалось бы, совсем забыла.
Чтобы дать читателю почувствовать всю силу последних слов и показать, какое живое впечатление производила мисс Бронте на тех, кто был способен ее оценить, следует упомянуть, что постоянно ссылающаяся на мнение Шарлотты автор этого письма, датированного 18 января 1856 года, не видела свою подругу одиннадцать лет и провела эти годы на другом континенте, в совершенно иных условиях, можно сказать, среди антиподов.
Мы были захвачены интересом к политике, что неудивительно для 1832 года. Шарлотта помнила фамилии членов двух кабинетов министров – и того, что ушел в отставку, и того, что пришел на его место и провел «Билль реформы»