Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - стр. 40
Исследуя далее запутанную и сложную историю возникновения «Сказки о царе Салтане», ученый сопоставляет различные черновые записи Пушкина (1822, 1824 и 1828 гг.), анализирует бытование данного сюжета в русской и мировой сказочной традиции и устанавливает новый источник, к которому обращался русский поэт: сборник Кирши Данилова. Отсюда – выводы о двойственном происхождении образа Царевны Лебеди (западноевропейская традиция авантюрной повести, разработанная Пушкиным в плане русского фольклора), о стилизованном и подражательном характере заглавия пушкинской сказки (лубочная повесть) и т. д.
Книжное происхождение имеет, по мнению ученого, и малоизвестная (неоконченная) пушкинская сказка о медведихе. Один источник, на который указал еще Всеволод Миллер267, – народное «Сказание о птицах», позднее отраженное в сборниках П. Н. Рыбникова и А. Ф. Гильфердинга. М. К. добавляет к нему другой источник: «Трудно судить, приходилось ли Пушкину слышать это сказание (т. е. «Сказание о птицах». – К. А.) в устной передаче. Но книжный источник, которым, несомненно, пользовался Пушкин, указать очень легко. Таким источником явился чулковский сборник268, прекрасно известный Пушкину и находившийся в его личной библиотеке»269.
Таким образом, большинство пушкинских сказок имеет, согласно Азадовскому, западноевропейское и книжное происхождение. Иной генезис имеет «Сказка о попе и о работнике его Балде» (не публиковавшаяся при жизни Пушкина). Ее источник – устный. Услышав однажды сказку о Балде, которая привлекла его своей антипоповской направленностью, Пушкин записал ее в своей тетради (1824)270.
Спустя полтора года М. К. перепечатывает свою статью «Источники сказок Пушкина» в сборнике «Литература и фольклор» (сдано в набор 10 сентября 1937 г.; подписано к печати 4 января 1938 г.). Текст ее в этом сборнике несколько отличается от того, который публиковался во «Временнике». Современный американский ученый Майкл Вахтель, инициировавший перевод и публикацию этой статьи в США, полагает, что авторская правка была вызвана нараставшей в СССР ксенофобией, вынудившей ученого смягчить (to tone down) некоторые из положений, которые «становились все более опасными»271.
Действительно, национально-патриотический пафос уже заметно окрашивал в 1937 г. советскую идеологию, и это сполна проявилось в рецензии на первый том «Временника Пушкинской комиссии» в «Новом мире», написанной А. А. Волковым272. Анализируя публикации, помещенные в первом томе «Временника», и частью подвергая их критике (В. Ф. Переверзева – за вульгарный социологизм; С. М. Бонди – за «научную осторожность, переходящую в ограниченность»273), Волков сосредоточил свое внимание на проблеме «Пушкин и западная литература». Приведем несколько его суждений о работе М. К.:
Азадовский именно старается доказать, что источником сказок Пушкина является не устное народное творчество, как это принято думать, а… сборник сказок братьев Гримм. <…> В качестве своего союзника Азадовский использует В. В. Сиповского, который еще в 1906 г. высказал подобный взгляд. Он считает нужным взять Сиповского под свою защиту от тех, кто указывал на ошибочность его точки зрения и подчеркивал национальный характер пушкинских сказок. <…> Утверждая, что сказки Пушкина заимствованы из сборника братьев Гримм, Азадовский не смущается даже тем, что Пушкин не знал немецкого языка. По мнению Азадовского, это неважно. <…> Азадовский вынужден повторять банальные вещи об овладении богатством мировой литературы, уклоняясь от своей непосредственной темы. Непонятно почему он считает нужным слово «национальный» поставить в кавычки…