Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - стр. 66

Позднее в «Беседах собирателя» М. К. упоминал про записанный им на Амуре в 1914 г. «интереснейший обряд празднования масленицы. Это обрядовое празднование резко выделялось среди других аналогичных обрядов своим явно кощунственным характером. Оно сопровождается действиями и песнями пародийного значения: пародии на отдельные моменты церковной службы и литургические песнопения»416.

К сожалению, судьба этой записи, как и большинства материалов, собранных во время обеих Амурских экспедиций, оказалась печальной; реализовать из намеченного удалось лишь малую часть, отразившуюся в статье «Амурская частушка» и двух небольших работах417. Подавляющее большинство записей погибло. Уезжая в мае 1918 г. из Петрограда в Томск, М. К. поместил их на хранение в сейф Государственного банка, однако вскоре все российские банки были национализированы, и, несмотря на предпринятые позднее усилия, ему так и не удалось отыскать столь ценные для него бумаги.

Менее значительная часть материалов экспедиции 1913 г. оставалась долгое время в архиве ученого. В конце 1938 г. он передал в Фольклорный архив при Фольклорной комиссии Института этнографии418 сохранившиеся у него отдельные валики с записями экспедиции 1913 г. («заговоры, песни обрядовые и не обрядовые, частушки» (8 единиц хранения)419; позднее они поступили в Фонограммархив Пушкинского Дома. «Записи на фонограф, – сообщает С. И. Красноштанов, специально изучавший эти материалы, – сделаны в хуторах Бабстовском, Биджан, Венцелево, Кукелево, станице Екатерино-Никольской. В графе „Содержание записи“ пять раз названо „песня“, далее – „текст шуточной песни“, „Песь <так!> о переселении на Амур“, два раза – „Песня свадебная“, один – „Прибаутки свадебные“, четыре раза – „Рассказ“, затем – „Рассказ об охоте“, „Рассказ о первых днях жизни на Амуре“. В конце стоят – „Причеть“ и „Былина“. Текстов фонограмм нет. Валики законсервированы, и в ближайшее время нет возможности их прослушать»420.

Более счастливой оказалась судьба диалектологического материала. Картотека, начатая М. К. в 1913–1914 гг., в дальнейшем эпизодически пополнялась. Долгое время она оставалась в его личном архиве, уцелела и в блокаду, а в 1951 г. ученый передал ее в ленинградский Институт языкознания Академии наук (ныне – Институт лингвистических исследований РАН); к тому времени картотека составляла 2200 карточек421. Современная исследовательница, отыскивая ее следы, установила, что, «согласно описи, около 2000 карточек с диалектной лексикой, собранной на Амуре М. К. Азадовским, влиты в картотеку „Словаря русских народных говоров“, но они „растворились“ в огромной картотеке, оказавшись на своем алфавитном месте»422. Действительно, в первом выпуске «Словаря» в разделе «Источники» указано: «Азадовский М. К. Материалы для словаря говора амурских казаков. 1913–1914. Около 2000 карточек»423.

Оглядываясь назад, можно утверждать, что работа М. К. по собирательству устной культуры амурских казаков была воистину пионерской. Более поздние попытки местных краеведов повторить маршрут Азадовского и запечатлеть сохранившиеся песни или обряды русского населения Приамурья не могут – даже отдаленно – сравниться с результатами его экспедиций в 1913–1914 гг. Не удивительно: социальная среда, с которой молодой этнограф соприкоснулся в амурских деревнях накануне Первой мировой войны, оказалась в последующие годы размытой и со временем совершенно исчезла или неузнаваемо изменила свой первозданный облик.