Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - стр. 41
Поступить на юридический факультет (самый большой по численности студентов) было в то время легче. Учитывая эти обстоятельства, М. К. завершил свое прошение оговоркой: «В случае же невозможности принять на последний (т. е. филологический. – К. А.), то на юридический факультет»259. Так и случилось. И осенью 1907 г., зачисленный на юридический факультет, он становится петербургским студентом.
К прошению, поданному на имя ректора, было приложено, среди прочих бумаг, свидетельство о политической благонадежности, необходимое при поступлении в высшее учебное заведение; оно было выдано Управлением хабаровского военного губернатора 11 июля 1907 г.:
Дано настоящее удостоверение сыну отставного губернского секретаря <…> Марку Азадовскому на предмет представления в Университет в том, что за время проживания его в г. Хабаровске под судом и следствием не состоял и не состоит и в политическом отношении благонадежен260.
В свете событий, о которых шла речь в предыдущих главах, этот документ не может не вызвать удивления. Как появилась на свет эта справка, содержание которой опровергается совокупностью прочих фактов? Сегодня, спустя более чем сто лет, об этом можно только догадываться. Вероятно, Константину Иннокентьевичу или другим родственникам Марка, чтобы получить документ такого содержания, пришлось пустить в ход свои знакомства и связи в Хабаровске и Владивостоке. А возможно, и проще: ведь формально Азадовский, находясь в Хабаровске, действительно не привлекался ни к суду, ни к следствию…
О почти шестилетнем периоде пребывания М. К. в Петербургском университете (1907–1913) сохранилось ограниченное число свидетельств. Л. В. сообщает:
Первый год он проводит на юридическом факультете, потом уже переходит на филологический. Но и тут он колеблется. Его влечет к себе искусство. Каждое воскресенье он часами бродит в полном одиночестве по пустынным тогда залам Эрмитажа261.
Слова Л. В. подтверждаются сохранившимся экземпляром эрмитажного каталога262, страницы которого густо испещрены пометами, ремарками и маргиналиями М. К. – дополнительными сведениями о тех или иных мастерах либо его собственными оценками и суждениями. Любовь к живописи, тонкое ее понимание, желание сочетать историко-литературную работу с искусствоведением – все это восходит не в последнюю очередь к одиноким воскресным часам в пустынных залах Эрмитажа. Разумеется, он посещает и выставки – «Товарищества передвижных выставок»263, «Союза русских художников» и, конечно же, «Мира искусства» и художников-модернистов.
Об интересе к искусству, пробудившемся у М. К. еще в гимназические годы, свидетельствует его письмо к А. Н. Бенуа от 24 сентября 1916 г. Посылая свою книгу о П. А. Федотове, М. К. вспоминает о том времени, когда он, «еще мальчиком, учеником последнего класса одной из гимназий в Сибири», впервые взял в руки «Русскую живопись» Бенуа и, «весь во власти определенных настроений», читал ее «не отрываясь, запоем, но и не переставая негодовать и волноваться». С тех пор, продолжает М. К., прошло десять лет, и Бенуа из «противника» стал для него «учителем». «Именно благодаря Вам, – пишет М. К., – стало крепнуть мое художественное понимание: с Вами я научился понимать то, что прежде любил только инстинктом». Письмо завершается словами о «безграничной благодарности», которую молодой автор испытывает по отношению к А. Бенуа