Жизнь Гришки Филиппова, прожитая им неоднократно - стр. 42
А кораблики в ручьях пускать? Настоящие каравеллы, из коры подаренным ножичком вырезанные, – и бежать вниз по улице – вдогонку, кричать, спорить, чья яхта первой пришла к финишу, и обмирать, обрываться сердцем, глядя, как твой кораблик попадает в Мальстрим у сливной решетки, кружится волчком, вода клокочет, палки не хватает, вода почти до верха резиновых сапожек: «Я тебя спасу, мой капитан!» – а потом бежать домой в хлюпающих сапогах, надеясь, что родители не заметят мокрую насквозь одежду. А на подоконнике давно лук выстреливает зелеными перьями – в баночке. И котики на вербе мурлычут. И бабушкин платок на шее, и глотать больно, и всю ночь кружится водоворот, с ревом глотающий айсберги, и твоя каравелла, подняв все паруса, идет к неведомым жарким странам…
Через пару лет, на Олимпиаду[65], мы переезжаем в другой микрорайон, Жигалкины остаются жить в дряхлеющей хрущевке, родители часто созваниваются с тетей Люсей и, как могут, следят, а то и участвуют в ее бесконечном бракоразводе с пьющим дальнобойщиком дядей Вовой. Потом я уперто влюбляюсь и, как проклятый, катаюсь в вечернюю физматшколу Технилища, а мои футбольные не-разлей-вода друзья – Сережка, Жека Бык, Васька Хмурый и Витюня Серый – уже наведываются в Железку[66] – «разобраться» с местными.
С теми безбашенными побоищами сто на сто, а то и двести на двести балбесов может справиться только не менее, а то и более безбашенная Дзержинка[67]. Да и то если привлекают конный полк.
Однажды к нам в Залесск приезжают настоящие звезды – очень модные и талантливые журналисты из «Взгляда». Какие-то шустрые волосатики в модной «варенке» выгружают аппаратуру из крутых разрисованных автобусов, располагаются напротив Вечного огня, в самом центре, и потом Листьев громко говорит на камеру что-то о «процветающем бандитизме в Залесске». Естественно, что такие речи возмущают Жеку, Серегу, Витюню и их друзей, культурно пьющих пиво на лавочках у городской картинной галереи, короче, модерновый телеавтобус окружается, раскачивается и нафиг заваливается набок, позвякивая крошевом стекла, а бледные Захаров с Листьевым быстренько прячутся в кустах за голубыми елочками у Вечного огня, откуда продолжают вести «прямой репортаж из криминальной столицы России»[68].
Смелые такие.
Серега берется за ум, лишь когда я уже поступаю в Технилище. Тетя Люся нарадоваться не может: «Зося! – кричит она в трубку моей маме. – Зосечка! Ты представляешь! Сережа! Сережа такой молодец, Сережа взялся за ум, он нашел замечательную работу – каждый день то телевизор принесет, то ковер, то банок с консервацией, ты представляешь, Зося?» – «Ой, Люсечка, как хорошо… А кем он устроился?» – «Ой, Зосечка, слово какое-то новое, модное. Сейчас, я даже на бумажку записала, сейчас, вот, здесь, на новом телевизоре, Сережин подарок, сейчас, подожди, очки надену… Так… Зося, слушаешь? Вот, читаю по слогам: “Ре-ке-тир”. Понятно?»
Конечно, все понятно.
Каждую неделю в разных кварталах Залесска гремят автоматные очереди – советский народ увлеченно делит свое, бывшее общенародное, и азартно накапливает первоначальные капиталы. Чуть становится тише лишь после того, когда совсем уж безобразно, в рабочий полдень, заваливают директора первого казино «Зимушка» – он доводился родней кому-то из райкомовских. Костик Колюшкин приносит нам в Пятый сектор эту сплетню, мол, хозяева города недовольны.