Живая вода - стр. 2
В ней появилась печальная сосредоточенность, свойственная тяжелобольным людям. Раньше она только изредка проглядывала между взмахами ресниц, потом Катя загоняла ее внутрь. Она и вправду была человеком легким и никого не подавляла, хотя бы приоткрыв собственную глубину. В этом Арсений не преувеличивал, хотя Наташа и пыталась поймать его на том, что он отсекает от образа бывшей жены все, не свойственное обычным людям.
– Не создавай из нее божество! – даже протестовала она, добавляя про себя: «Иначе почувствуешь себя Иудой».
Ее пугал шелест осины, к которому Арни все чаще прислушивался. Как-то раз, поймав такой его взгляд, Наташа сказала без пояснений: «Только не это, понял?» Он ответил так, что, будь ей страшно чуть меньше, эта фраза показалась бы претенциозной: «А что еще остается, когда твое солнце ушло?»
Наташе и самой не удавалось отделаться от ощущения, что с Катиным уходом в кафе весь день напролет стал гореть электрический свет. Было что-то искусственное в том, как все они теперь улыбались, как весело суетились на кухне и за стойкой, развлекали ребятишек, которых мамы приводили на праздники. Арсений продолжал наряжаться смешным гигантским Зайцем, но Наташе казалось, что все в зале, даже самые маленькие, понимают: эта зверюшка долго не протянет без своей сумчатой подруги.
– Его словно от космоса отключили, – как-то сказала свекровь, которую Наташа подозревала в особой, плохо скрываемой нежности к среднему сыну.
Эти слова о космосе вдруг вернулись теперь, когда Наташа оставила Арни в полутемной комнате наедине с молчаливыми рыбками и кричащим диваном. Может, потому, что она вышла к скамеечке у кафе, где любила сидеть Катя, раскинув по белой ажурной спинке длинные руки и подставив солнцу лицо. Волосы ее светились в такой же день, как этот, но только сейчас, когда Катя из реальной стала воспоминанием, Наташа ясно увидела, как спускался на эту чуть рыжеватую голову луч света. Он не смешивался с остальными. Этот странный луч предназначался только для Кати, а никто из их семьи этого даже не заметил.
«Теперь еще и я навоображаю, что она не от мира сего! – рассердилась на себя Наташа. Не только за эти мысли, но и за то неоправданное чувство робости, которое шевельнулось в ней, когда она присела на «Катину» скамейку. – Нормальная она. Веселая. Или нет? Добрая? Что я о ней знаю, кроме того, что она любит яблоки, кофе и джаз?»
Она помнила, каким праздником было, когда после закрытия кафе Катя забиралась на стойку и усаживалась там, свесив ноги, как девчонка на заборе. Такое случалось не каждый день, и втайне все ждали, когда Катя подарит им этот тихий вечерний праздник. Она любила и шумные тоже, сама устраивала, но эти их путешествия по Катиному воображению были особыми. Они прихватывали первые попавшиеся стулья и усаживались как попало. И в этом легком хаосе уже было предчувствие праздника, который обычно они устраивали другим. Наташа в открытую доставала сигареты, а ее муж, Слава, без церемоний снимал ботинки. Арни плюхался на стул задом наперед, и глаза у него вспыхивали, будто он сливался со своим самодельным деревянным конем и превращался в нетерпеливого горячего кентавра, готового пуститься вскачь, куда бы ни позвала эта женщина, которая всегда оказывалась выше всех. Совсем не оттого, что позволяла себе садиться на стойку…