Жернова времени - стр. 29
И вот наконец-то мы прибыли на станцию Рова- Русская. Было это в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня. Мы выгрузились и в конном строю форсированным маршем направились к границе с Польшей.
На рассвете батальон подошёл к пограничной заставе, но больше ничего не успел. С запада послышался гул двигателей и показались немецкие бомбардировщики. Так для меня и двести шестьдесят четвёртого батальона началась война.
– Но получается, что не всё правда, что говорят о начале войны? – перебил я Лоскутникова.
– Ты о чём? – спросил меня он.
– Говорят, что немцы напали неожиданно, войска были на учениях и в лагерях. Но ведь ваш батальон неспроста гнали на границу? Получается, что нападения всё-таки ждали?
– Знаешь, Жорка, я не силён в штабных играх, но шли мы вооружёнными и с боеприпасом, – задумчиво произнёс Пашка. – Выходит, что готовились.
– Спали бы уже, полуношники, – заскрипела соседняя кровать.
– На том свете отоспимся, – отмахнулся я.
– Типун тебе на язык, накаркаешь, – проскрипел недовольный голос.
– А мы, дядька, в приметы не верим, комсомольцы мы, – поддержал меня Пашка и продолжил: – За полгода мой полк три раза попадал на переформирование. Бывало такое, что в строю оставалось четыре человека, а я, видишь, живой.
– Вижу, какой ты живой, – раздалось из темноты, – совсем пацан ещё, а уже инвалид.
– Что-о? – вскинулся разведчик.
– Паша, успокойся! – придержал я земляка. – Ну его. Увидишь, попадём мы ещё с тобой на фронт и немца погоним. Помяни моё слово,
– Да ладно, – махнул рукой Пашка, – его тоже понять можно. Мужик из ополчения. Дома пятеро детей, мал мала меньше, а ему ногу и руку оттяпали. Вот и брызжет ядом. Когда мы начинали отступать, солдаты сплошь из призывных срочной службы были, а к зиме уже много запасных появилось.
– Поднимается Россия, – произнёс я задумчиво.
– Свернём гаду шею, – твёрдо сказал Лоскутников.
– Ну что, удовлетворим просьбу трудящихся, будем спать? – посмотрел я на Павла.
– Слушай его больше, – отмахнулся разведчик, – я за полтора месяца так отоспался, что тошнит уже. Послушай лучше, что было дальше.
Сначала мы ничего не поняли, головы позадирали и смотрим, рты раззявив. А немец давай бомбами сыпать. Мы кто куда, лошадей, естественно, отпустили. Лежу я на спине, и гляжу, как на меня их кресты пикируют. А сам не замечаю, что непроизвольно руками из-под себя землю выгребаю. Вой, взрывы, лошади мечутся. Первые раненые закричали. А я всё на небо смотрю, страшно. Вот тогда-то я и поклялся за страх свой и унижения отомстить. После бомбёжки некоторые с мокрыми штанами ходили. Вот что страх с человеком делает.
Когда налёт кончился, смотрю, я под собой яму вырыл. Может, поэтому меня немецкие осколки не тронули? А раненых и убитых у нас было достаточно. Что интересно, но после налёта весь день прошёл спокойно. Немцы нас атаковать не спешили.
В ночь на двадцать третье меня послали в дозор старшим наряда. Был со мной хохол один и литовец. Задача стояла узнать, что готовит нам фашист. Но до немцев мы не дошли. Выскакивает к нам навстречу немецкий солдат. Увидел нас и кричит:
– Рабочий, друг, не стреляйте!
Мы его в штаб. А немец говорит, что завтра они попрут. Я к тому времени был уже замкомвзвода. Мы заняли окопы, сидим, ждём. После обеда налетели самолёты, отбомбились и улетели. Затем давала жизни немецкая артиллерия. И вот я впервые увидел атаку немецкой пехоты. Шли, сволочи, как в фильме «Чапаев». Ощетинившиеся штыками цепи солдат подгоняли щеголеватые офицеры. Сигаретки в их зубах выглядели особенно неуместно и выводили из себя.