Размер шрифта
-
+

Жернова времени - стр. 28

– Что я сам?

– Ты сам хотел бы поехать домой, когда фашист прёт без остановки?

– Ну, – замялся я. – У меня ранение не такое, что же тут поделаешь?

– Нет, Жора, я сделаю всё возможное и невозможное, но на фронт вернусь. Я ведь только и делал, что с июня месяца драпал от фашиста. Теперь хочу посмотреть, как он драпать будет! И не просто посмотреть, а помочь ему своей шашкой и штыком быстрее бежать.

– Будет, Паша, так, как захочешь, – попытался успокоить я его, вспомнив подвиг нашего земляка, первостроителя Комсомольска-на-Амуре, лётчика Алексея Маресьева. Но, естественно, Павлу рассказывать о его мужестве не стал. Пока ещё Алексей не совершил тот боевой вылет, после которого его узнает вся страна.

– И как меня так угораздило, во время такого наступления! Веришь, нет, полгода в самом пекле, что страшно вспомнить, а тут – шальной снаряд. И на тебе!

– Слышал, что тебя в госпиталь отправлять собираются в Саратов? – спросил я.

– Сколько отбрыкивался, но, видно, придётся, – скривился Павел.

– Слушай, – загорелся я. – А как тогда, в самом начале было. Расскажи мне обо всём. Как ты на фронт попал и как воевал эти полгода?

– Если честно, Жора, и вспоминать не хочется. Обидно и даже стыдно. – Паша прикрыл глаза и замолчал.

– Послушай, – произнёс я, – мы с тобой солдаты, и мало ли чего случится. Война… – я сделал паузу, чтоб не сболтнуть лишнего, и осторожно продолжил. – По всей вероятности, будет долгой. Тот, кто останется жив, должен расскать родным, как мы тут их от врага защищали.

И Паша согласился. Три долгих вечера я слушал его рассказы, а на четвёртый день его отправили в тыл. Но эти три дня остались в моей памяти на всю жизнь.

– Службу в Красной армии начал я в октябре сорокового года. Наш триста сорок первый стрелковый полк имени Фрунзе был расквартирован в Имане10, – начал свой рассказ Лоскутников. – Я с детства имел пристрастие к лошадям, и мне повезло, попал я служить в конную разведку. Сержанты у нас были звери, и уже через три месяца нас было не узнать. Сам ведь знаешь, что такое разведка – это не только форс, но и бесконечные тренировки, и марш-броски. Короче, к весне сорок первого я был уже младшим сержантом и настоящим разведчиком.

И вот наша часть получает приказ выдвигаться к западной границе. Четырнадцатого апреля сорок первого года нас загрузили в эшелоны и отправили на Украину. Пятого мая мы прибыли в город Черкассы-на-Днепре.

3 Жернова времени

65

О приближающейся войне никто не говорил, вернее, говорить о ней было нельзя. Но её дыхание чувствовалось во всём. Мы попали на переформирование, и я стал разведчиком двести шестьдесят четвёртого отдельного конного разведывательного батальона 'сто девяностой стрелковой дивизии. Здесь нам выдали шашки и карабины. Лошадей получили в соседнем совхозе.

Командиры усиленно соблюдали секретность. Нам пытались внушить, что грядут большие общевойсковые учения, но в то же время выдали смертные медальоны, приказали записать на листочках свои данные и вложить их внутрь. А через несколько дней ночью наш батальон подняли по тревоге, погрузили в вагоны и отправили в неизвестность. Теперь воинский состав двигался только по ночам, а днём отстаивался в тупиках и на глухих разъездах. Покидать вагоны и шастать по путям категорически запрещалось. Мы не могли выгулять даже лошадей.

Страница 28