Женщина с глазами кошки - стр. 3
Впрочем, это сейчас неважно.
Вернувшись в салон, опускаюсь на пол рядом с блондином. Тот стукнулся головой о пол, на лбу шишка, нос разбит, но жив. И если внутренние органы целы, то и будет жить – до тех пор, пока нас не обнаружат хищники, двуногие или четвероногие. Последние, пожалуй, предпочтительнее, потому что не склонны мучить свою жертву из эстетических соображений.
Старик шевелится и пытается отстегнуть ремень. Руки плохо слушаются его, но он упрямо дергает застежку. Китаянка тоненько скулит, и мне хочется дать ей пинка. Честно признаюсь: я нетолерантна и неполиткорректна, терпеть не могу азиатов и арабов.
– Помогите мне, пожалуйста!
Голосок у нее мерзко-пронзительный, как и положено азиатке. Нет, мне тебя не жаль, не надо строить из себя жертву.
– Сидите спокойно, пока я помогу тем, кому нужна помощь.
– Вы врач?
– Да.
– О, это хорошо!
– Закрой хлебальник.
Девица мне надоела. Бывают же такие никчемные бабенки, прости господи. Всего они боятся, шагу самостоятельно сделать не способны, при этом считают, что весь мир им что-то должен только на том основании, что у них милое личико и стройные ножки, которые красотки готовы раздвигать для всякого, у кого имеется банковский счет со многими нулями. Эта как раз такая.
Блондин зашевелился, и я помогаю ему сесть. Глаза глядят осмысленно, что уже хорошо. Парень сидит на полу и ошалело озирается. Ну, где-то я его понимаю. Все либо мертвы, либо находимся, так сказать, в зале ожидания, и, по идее, сейчас за нами должны явиться какие-нибудь ангелы… Хотя особо рассчитывать не стоит. Да, мы выжили при падении самолета, но это в любом случае временно.
Я помогаю блондину подняться и усаживаю в кресло. Кровь из разбитого носа уже не течет, шишка на лбу ощутимая, но, судя по клинической картине, сотрясения мозга у него нет. Хорошие новости.
– Послушайте, вы должны помочь Фрэнку! – требует китаянка.
Какие пронзительные голоса у азиаток… Ничего я никому не должна, думаю я раздраженно.
– Жакрой рот, Керолайн!
Старик зол. У него прокушен язык, ему наверняка очень больно, не говоря уже о смешной дикции.
– Я думаю, нам нужно как можно шкорее выйти отшюда. – Он заметно сдерживает командные ноты и правильно делает. – Вы уже были в кабине пилотов?
– Нет. Но сейчас собираюсь сходить туда.
Вообще-то я думаю, что летчиков отравили, но не собираюсь сообщать об этом спутникам. Не надо мне тут криков, паники, разборок и призывов, мол, надо что-то делать. А еще есть маленькая вероятность, что отравить пилотов мог кто-то из пассажиров, и незачем тому человеку знать, что я в курсе.
Ладно, пусть народ приходит в себя, а я снова иду в кабину. Второй пилот еще теплый. Интересно, как вышло, что мужчины не умерли одновременно? Они примерно одинакового роста и веса, и яд должен был подействовать с одинаковым эффектом. Возможно, молодой принял его позже. Я не токсиколог, а хирург, но сейчас это неважно, ведь в любом случае ничем не смогла бы им помочь. Единственное, в чем я уверена, – применен был не цианид. Может, парни что-то выпили перед отлетом? Или съели? Но тогда остается вопрос, отчего упал самолет. Ведь отлично помню, что сначала заглох двигатель.
Я подхожу к первому пилоту и поднимаю его голову. Трупное окоченение еще не началось, а причина смерти вызывает сомнения. Вместо лица у мужчины синяк – он ударился лицом о панель управления. Либо летчик умер от удара, либо от яда. Впрочем, одно другому не мешает, но сначала заглох двигатель. А отравить пилотов могли, чтобы они ничего не предприняли, то есть чтобы самолет упал всерьез и надежно. Рухнув на джунгли, машина потеряла крылья, а в них горючее, оно-то и взорвалось. Но уже отдельно от фюзеляжа, именно поэтому мы до сих пор живы.