Жених моей сестры - стр. 12

Ничего себе, как он умеет.

Переход от легкой, похожей на флирт болтовни к такому выпаду настолько резкий и неожиданный, что я на мгновение теряюсь.

И не нахожу ничего лучшего, чем сказать правду.

— Окно моей комнаты выходит на сторону крыльца. И когда вы там с моей сестрой стояли и обсуждали меня, окно было открыто и я все слышала. Насколько я помню, ты называл меня странной и двинутой на голову, а еще говорил, что я завидую Леле, потому что она умница и красавица, а я совсем наоборот. Видимо, уродина и тупица? Не помню уже точно, как там было. Вот так. Нужны еще причины, по которым я не собираюсь с тобой дружить ни сейчас, ни в обозримом будущем, или этих вполне достаточно?

В машине повисает вполне ожидаемая пауза. Я готова к чему угодно: к тому, что Ярослав начнет все громко отрицать, к тому, что он разозлится, к тому, что вообще остановит машину и никуда меня не повезет, но он внезапно пожимает плечами:

— Ну прости. Но вообще, когда подслушиваешь чужие разговоры, надо быть готовой к тому, что можно услышать про себя не самые приятные вещи. Эти слова не были предназначены тебе.

— Но они были про меня! А говорить в глаза одно, а за спиной другое — это лицемерие.

— Это жизнь, Нюта. Нормальная взрослая жизнь.

Я молчу и смотрю в окно.

А что тут скажешь? Я думала, ему хоть неловко будет, а он вообще не видит никакой проблемы в том, что тогда говорил. Значит, и правда считает меня странной и некрасивой.

Ничего нового, Леля постоянно меня так называет, но почему именно сейчас так жутко обидно?

Неужели мне было бы легче, если бы он начал все отрицать и говорить, что я просто все не так поняла? Неужели мне зачем-то нужно, чтобы Ярослав — чужой жених, абсолютно неважный мне человек — думал обо мне хорошо?

Бред. Полный бред.

— Вот этот дом, — сухо замечаю я, видя, что мы уже подъезжаем к нужной улице. — Третий подъезд. И ждать меня не надо, я с тобой обратно все равно не поеду. Противно.

— Какие громкие слова, — иронично замечает Ярослав, тормозя у третьего подъезда. — Хочешь, еще раз извинюсь?

— Не хочу, — буркаю я, подхватываю сумку и папку с рисунками и выскакиваю из машины до того, как он успевает мне открыть дверь.

Квартира Георгия Исаевича встречает меня уже привычным запахом красок и старого одеколона. Я разуваюсь на коврике, связанном из разноцветных тряпичных полосок, и прохожу внутрь — в огромную, очень светлую комнату, где целых три окна со старыми рамами, но идеально прозрачными стеклами. Здесь очень пусто: только мольберты и стол, заваленный тряпками, палитрами, стаканами с кистями, карандашами и прочими рабочими принадлежностями. Островок хаоса в море абсолютного порядка.

Сам учитель ждет меня в комнате, в коридор он принципиально не выходит никого встречать, просто заранее открывает входную дверь — и все.

— Здравствуйте, Георгий Исаевич, — робко здороваюсь я.

— Добрый день, Левинская. Чем меня сегодня порадуешь?

Я открываю папку и достаю работы, а он хмурится и наклоняется, внимательно разглядывая мои рисунки. Седые волосы падают ему на лоб, он их отбрасывает нетерпеливым, каким-то мальчишеским жестом, совсем не вяжущимся с его возрастом и статусом.

— Где еще портреты? Я просил три, если мне память не изменяет.

— У меня не получилось, — признаюсь я. — Но зато есть лишний натюрморт.