Жена моего отца - стр. 18

— Доволен? — едва слышно спрашиваю я. 

Но он слышит. Дёргается, как от удара и с рыком бьёт носком кеда по калитке, пугая лошадь. Я успеваю перехватить её за узды, успокаиваю и слышу, как Слава выплёвывает, прежде чем уйти: 

— Пошла ты, Ясь. 

Я бы пошла... Да не отпустят. Впрочем, мне и идти-то некуда. 

Эта мысль воскрешает в памяти всё то, что я потеряла, и грудь сдавливает боль. Дыхание перехватывает и начинает кружится голова. Я упираюсь ладонями в колени и часто дышу, пытаясь изгнать из сознания мучительные воспоминания, мысли.  

Это. Прошлое. 

Мне не дано его изменить. 

Его нужно принять и продолжать жить. Ради Мити. Я просто не имею права себя жалеть. Нельзя. 

А Слава... Ему не нужна правда. Как не нужна я сама. 

Заря нетерпеливо перестукивает копытами, что приводит меня в себя. Я выпрямляюсь, открываю глаза и делаю глубокий вдох. Всё хорошо. Моему ребёнку нужна счастливая мама, и я буду именно такой. 

Я иду к стене, на которой висит седло и, сняв его, закрепляю на крупу лошади. Затягиваю ремешки, проверяю фиксацию. Механические действия освобождают сознание от мыслей, приносят в сердце лёгкость. Я всегда любила лошадей, их добрые глаза, бесконечное спокойствие. Они, как люди, разве что, намного добрее и понимают тебя лучше. 

— Готова, красотка? — ласково глажу я Зарю по морде, когда заканчиваю приготовления. — Идём. 

Открываю калику, затем беру лошадь за узды и веду её из конюшни. Мы выходим на яркое солнце, и по началу я с непривычки моргаю. И тут мою свободную кисть обхватывают чьи-то пальцы и дергают на себя. Я теряю равновесие, но не падаю, потому что меня перехватывают за плечи, поворачивают на девяносто градусов и врезают мою спину в деревянную стену. 

В следующее мгновение Слава впивается в мои губы своими. 

Его близость для меня, как наркотик, и несколько секунд я с наслаждением тону в ней, не способная мыслить...  

А затем делаю слабую попутку оттолкнуть Славу от себя. В пустую. Потому что его это только раззадоривает — он сильнее вжимает меня в стену и углубляет поцелуй. Его язык упрямо скользит в мой рот, зубы сталкиваются с моими. Жадность, с которой он меня целует, вызывает трепет в моей груди, омывает низ живота сладким томлением, подкашивает ноги. 

Невозможно... 

Не хочу, чтобы он останавливался. 

Пожалуйста. 

Сколько времени я мечтала быть желанной для него? И сама его желала?  

Кажется, что всегда. 

Потому я обхватываю руками его шею, льну к его груди и отвечаю на поцелуй с той же жадностью. С тем же нетерпением. С той же страстью и... любовью?.. Нет. Здесь не идёт речи о любви. Сейчас Слава доказывает самому себе, что по-прежнему имеет надо мной власть. 

И я не в силах сопротивляться, потому что это действительно так. 

Мы целуемся бесконечно долго, словно всерьёз решили измучить себя томлением; руки Славы блуждают по моему телу, пальцы с силой сжимаются то на моей талии, то на ягодицах, я и сама со сладким чувством тоски провожу ладонями по его плечам, шее, зарываюсь пальцами в волосы на затылке.  

Слава... 

Моя награда и наказание в одном лице. 

— Яська, — хрипит он мне в губы и приникает своими к моей шее. — Ясь... 

Я не в силах открыть глаза, не в силах посмотреть: а вдруг кто-то стал свидетелем этой сцены? Тогда он узнает. Узнает, и хорошим дням придёт конец...