Желтые цветы для Желтого Императора - стр. 66
– Какие дела? – запоздало спросил Харада.
Тишина. Кацуо уже лежал бездвижно, с закрытыми глазами и будто вылепленным из желтого воска лицом. Он правда казался очень усталым, но жалеть его Харада не собирался.
– Не спущу с тебя глаз, – мрачно пообещал он, вернулся на свое место и принялся возиться с куриной тряпкой в попытках соорудить более-менее теплое гнездо. Не так чтобы получилось, но хотя бы с мокрой от ночной росы травой он больше не соприкасался.
Кацуо не ответил. Харада все пялился. Он не сомневался, что выполнит обещание. И также не сомневался, что Кацуо, как и все хорошо обученные воины, не может не почувствовать взгляд сквозь такую ерундовую преграду, как сомкнутые веки.
В траве стрекотали последние цикады, воздух пах пеплом, кувшинками и водой. Где-то слева, возле пруда, летал светлячок. Наполовину выжженная, но наполовину еще живая земля двора казалась безопасной и безобидной, готовой стать уютным местом для сна и покоя…
Но Харада давно забыл, как можно так доверчиво на ней лежать.
5. Между мангустом и коброй
Изморозь рановато оплела землю белым зыбким кружевом. Но это успокаивало.
Трава хрустнула под ногой Окиды, изо рта вырвалось облачко пара, призрак ночного кошмара обжег – и растаял непойманным. Зато от взгляда не укрылось другое: костер потух, и бросили его явно давно. Ни Харады, ни тряпки, в которую он кутался, не было, как не было и странного полицейского, Кацуо Акиро. Зато на дальнем берегу рыбного пруда, посреди узенького луга, возле рощи, маячило то, чего накануне Окида не заметила.
Три довольно больших плоских камня.
Плеская себе в лицо водой – еще не промерзшей, но уже ледяной, – Окида все всматривалась в серые силуэты. И на них ранний холод успел нарисовать переливающийся узор. Первым порывом было подойти, разглядеть ближе, но разум его отмел. Могильных камней Окида видела достаточно. Несколько самых дорогих раньше навещала часто – пока не кончились деньги и не начались убийства сослуживцев; пока отец с матерью не указали робко на дверь родного дома. «Ваши братья и сестры в это не замешаны. Пусть так и будет, это ненадолго ведь, все уляжется, тогда и вернетесь». Все уляжется. Окида с Харадой ушли, и если братом двигало искреннее желание обезопасить семью, то Окидой – скорее разочарование. Желтая Тварь не нравился отцу и матери. И никто из братьев и сестер на сторону патриотов не перешел. Просто Сэки всю жизнь думали: «Наверху сидят не дураки, все, что они решают, к лучшему». Интересно… что они подумали, когда узнали о грядущей обязанности заботиться о вишнях? За гибель саженца полагались штрафы и плети.
Окида встряхнула головой. И все-таки что за могилы? Их точно не было вчера. В закатном свете они отбросили бы приметные, длинные тени.
Но пропажа брата была важнее. А куда делся кан? Только бы им не взбрело в головы подраться. Окида не встречалась с этим человеком в бою лично, но в целом асиноби с мибу сталкивались: те словно имели нюх на разведчиков, а их белые и черные инубаку[36], быстрые и поджарые, были просто чудовищами. Ликвидировать хотя бы одного летучего волка в отряде считалось за подвиг. Сама Окида получала задания попроще: подобраться к часовому или связному, убить, подать знак – верный своим или ложный врагу. Звеном в подготовке крупных атак ее не назначали. Тайи Окубару знал: там выше риск погибнуть. Знал и…