Желтые цветы для Желтого Императора - стр. 19

– А чего хочешь ты? – Они дошли до колодца. Харада, ворча, принялся выискивать злосчастный крюк, где посудина должна висеть. – Почему-то мне кажется, что не прожить остаток жизни под этой властью, зная, что у тебя был шанс бросить ей вызов.

«…А ты его упустил». Продолжение висело в холодном тяжелом воздухе. Крюк отыскался – внизу одной из стенок. Харада водрузил ковш меж двух собратьев, поменьше и побольше, и невольно содрогнулся, поняв это. Да что за издевательское знамение? Что за?.. Мальчишка и это подстроил? Как он там сказал, у Желтой Твари всегда все предусмотрено?

– Ты прав, – повернувшись и сунув руки в карманы, все-таки признал он. – Хорошо подловил меня, малек. Очень. Я хочу справедливости, хочу нормальную жизнь и службу, хочу… – он запнулся. Кое-чего – например, погибших товарищей – было не вернуть, так зачем это бередить? – Ладно. Я не знаю, где ты осел, но пойдем-ка переночуешь с нами. Если Окида не спит, поговорим все вместе сразу, а если спит, то утром. Честно, я тоже подустал… – Опять зевок разодрал рот, не удалось с собой справиться.

– Это «да»? – в лоб спросил Мэзеки. Пришла очередь Харады морщиться.

– Это осторожное «Я склоняюсь к “да”, но мне надо подумать и узнать больше».

Удивительно, но Мэзеки улыбнулся и серьезно кивнул, а затем чуть поклонился, прежде чем спрятаться за платком.

– Я благодарю тебя. И пойду, куда позовешь. Места для ночлега у меня все равно нет.

Ох!.. Харада опять встряхнул головой. В дрожь бросало от этой выучки, речи, гладко подогнанной фразочка к фразочке. Тайи Окубару, всегда собранный, опрятный и умевший договориться с кем угодно, ведь пытался добиться от воинов похожего, только это было – что учить плясать толпу черепах. Старались немногие – Окида, например. Остальные считали, что хорошее оружие, крепкий кулак или отточенный волшебный дар важнее.

– Кстати, где ты нашел мою сестру? – Это Харада спросил, когда они уже выскользнули за ворота и двинулись по улице, меж двух рядов низко нависающих сливовых деревьев.

«В рогэто. Пусть он скажет, что в рогэто».

– На опустевшем берегу, пока ты заканчивал пить, – ровно ответил Мэзеки. – Она сидела на камне и смотрела в волны. Кажется, грустила. Но я ее взбодрил.

О да. Соблазнительное предложение убить человека, лишившего тебя всего и превратившего твою страну из цветущего гостеприимного дома в подгнивающую, полную полиции канаву, просто не может не взбодрить. Харада обреченно кивнул и покривил душой:

– Меня тоже. Ладно, прибавим-ка шагу.

Все еще хотелось спать. А лучше умереть. Впрочем, последнего ему хотелось давно. Так правда… почему бы не умереть, хотя бы попытавшись вернуть украденную нормальную жизнь?

Еще в полусне, судорожно пройдясь ладонью по подушке, Окида почувствовала: наволочка опять мокрая от слез. Очередное гадкое пробуждение среди ночи, кошмар о земле и крови.

Какое-то время Окида бездумно смотрела на бледный узкий силуэт ладони, замерший на такой же бесцветной ткани, а потом сжала кулак, резко села и сощурилась в темноту.

Брат вернулся. Ну, слава богам, этот гуляка здесь.

Харада сопел на соседнем футоне[24]. Не разделся, даже покрывала не взял – лишь завесился патлами от лунного света, который легко сочился в комнату сквозь хлипкую оконную загородку из дешевой бумаги. Молочно-голубые полосы лежали на синих концах его волос, на плече, на бедре и делали привычную позу – Харада свернулся клубком, подтянув колени к подбородку и обхватив их, – еще тревожнее. По крайней мере, Окида с этой выпустившей когти тревогой ничего сделать не могла. Прежде брат спал иначе – на спине, растянувшись во весь немалый рост, разве что не раскинувшись морской звездой. Это раздражало многих в отряде, Окиду в том числе, – особенно в походах. А потом случилась Братская Бойня. И Харада стал спать вот так, будто зародыш зверя. В этой позе Окида нашла его там, на подступах к столице, израненного и наполовину зарытого в землю.