Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо - стр. 3

, а князья и беки − по адату10. Его сиятельство граф Воронцов с легкостью разрубил сей гордиев узел, сказав «золотые» слова: «Не один ли шут, ли бы суд был правый! Пусть разберут, ну-с, скажем… по шариату». И «разобрались» на свою голову… Дела на Западном и Центральном Кавказе вновь захромали на обе ноги, а на Восточном вообще вышли из-под контроля. При Алексее Петровиче Ермолове такого непотребства быть не могло. Еще в 1821 году прославленный генерал от артиллерии учредил Кабардинский временный суд именно для того, чтобы устранить суд по шариату, то есть по закону Магомета, уравнивающему все сословия мусульман-горцев и дающему большее влияние духовенству, которое всегда откровенно было враждебно настроено к русским. И таких досадных промахов у графа случалось множество. Конечно, ближайшие лица обязаны были ему доложить о вреде, который произойдет из его распоряжения, но и они не всегда были виновны: Воронцов беспрестанно разъезжал по вверенному ему краю, принимал всех тепло, внимчиво выслушивал бесчисленные просьбы местных жителей и тут же словесно отдавал приказания, часть которых нельзя было уже изменить.11

.

…Многие видные военачальники и известные деятели Кавказа уже в первые месяцы правления нового наместника были разочарованы его политикой. Беспристрастно анализируя все виденное и пережитое, эта часть людей приходила к единодушному заключению, что генерал Граббе крепко ошибся в скоропалительной лестной оценке его сиятельства графа Воронцова.

Вот их резюме: «…Природа была не скупа, но английское барское воспитание многое испортило. Без должной веры и без национальности граф не мог сделаться истым гражданином своего Отечества; с огромным богатством и связями он не в состоянии был выработать в себе самостоятельных и твердых нравственных принципов. Пробыв 22 лучших года жизни в Одессе, где заслуга его состояла в том, чтобы смягчить для сего нового края жесткие и угловатые действия администрации, он сделался чуждым всего того, что составляет плоть и кровь русского солдата. Прибыв на Кавказ, ему совершенно не знакомый, он должен был всех учить, тогда как ему самому следовало бы всему учиться, ежели б ему не было тогда около 65-и лет»12.

Вслед за назначением Воронцова с ним и за ним потянулись из Петербурга и со всех концов России сотни гражданских и военных маменькиных сынков и откровенных карьеристов. Следует сказать, что именно в эту эпоху левый фланг и Владикавказский округ сделался излюбленным краем всех сорвиголов, авантюристов, старателей, разбойников и просто искателей приключений, отличий и наград. Случалось, и нередко, что предпринималась какая-нибудь экспедиция или вылазка, стоившая немало крови, в виде угощения какого-нибудь важного гостя. Эти лихие походы доставили русской литературе13 и прессе, художникам14 и исследователям дикого Кавказа15 немало блестящих страниц, картин и набросков, но успеху общего дела не помогали, и более − были вредны коренным деятелям, офицерам постоянных войск, часто несшим на своих плечах бремя той беспощадной войны и большей частью остававшимся в тени.

Многие из этих новых гостей Кавказа, понюхав пороху и потеряв друзей, вернулись восвояси, но очень много их осталось. Всех нужно было пристроить, а это было нелегким делом. Следствием сего явилось множество новых мест, должностей и управлений. «На бумаге это было благовидно, на деле очень дурно. При А. П. Ермолове гражданское управление в Грузии сосредотачивалось в канцелярии главнокомандующего; там было три отделения, которыми заведовали чиновники отнюдь не высокого класса. При графе Воронцове управление наместника состояло из нескольких департаментов, которыми заведовали тайные советники и сенаторы. В Главном Штабе было более 125 офицеров разных чинов. Главная квартира разрослась неимоверно! Нужно было иметь вдесятеро больше энергии, чем было у Ермолова, чтобы давать инициативу всей этой крайне сложной и громоздкой машине. У старого графа ее явно не хватало».