Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика - стр. 44
Здесь царил торжественный полумрак, разбавленный золотыми пятнами канделябров. Они освещали зал таинственным колеблющимся светом. Наступил ненастный вечер, и узкие, высоко расположенные окна походили на черные щели.
Помещение убрано богато, со стен свисали драпировки, обеденный стол окружали стулья с изогнутыми спинками.
Обстановку в дальней части зала скрывали тени. Почти непроницаемые, однако мои глаза сразу устремились в эту темноту. Мне показалось, что там притаилось гигантское живое существо. Оттуда доносились размеренный стук и поскрипывание. Из полумрака выступали неясные очертания — высокий прямоугольный предмет. У его вершины тускло белел циферблат. Ниже, в длинном черном окошке, похожем на вход в пещеру, вспыхивала полированная бронза маятника, когда он, совершая свой ход, ловил отблеск огня.
Часы были огромными, почти до самого потолка. Любопытно послушать, какую мелодию они вызванивают. Судя по размеру механизма, его бой будет слышен в каждом уголке замка.
И тут макушку защекотало неприятное ощущение. Показалось, что кто-то смотрит на меня сверху. Я задрала голову: под потолком шла удивительная лепнина — ряд масок с печальными или смеющимися ртами, лукавыми или лениво прикрытыми глазами.
Когда тянул сквозняк, пламя свечей трепетало, и маски словно корчили рожи. У замка Морунген тысяча глаз! Неживых обитателей в нем больше, чем живых! Все эти изваяния, каменные лики немало меня тревожили.
Мои созерцания и раздумья прервал Курт. Неизменно любезный, он подошел с поклоном, чтобы проводить к столу. Во главе сидела госпожа Шварц, нахохлившаяся, закутанная в черную шаль.
Вспомнив наставления столичной тетки, я сделала легкий реверанс хозяину. Тот поднялся, кивнул, обошел стол и любезно отодвинул стул, а когда я села, занял место напротив. За опоздание он не упрекнул — вообще не сказал ни слова. Лицо у него было угрюмое, уголки рта опущены. Время от времени он поглядывал в угол зала и едва заметно морщился, будто стук гигантских часов действовал ему на нервы.
За столом прислуживал Курт, наслаждаясь своей ролью. Он с важным видом принес дымящуюся супницу, оттопыривая мизинцы в белых перчатках — надо думать, подглядел такую манеру у столичных половых или генеральских адъютантов.
Камердинер приготовился разливать содержимое по тарелкам. Госпожа Шварц встрепенулась, демонстративно сложила перед собой ладони и начала бормотать молитву. Курт страдальчески свел брови и застыл с поварешкой наперевес.
Такого обычая — возносить Создателю благодарность перед трапезой — в моем доме не водилось, отец не был религиозен, но я решила, что будет правильным последовать примеру хозяйки дома. Я положила руки на колени и опустила глаза, делая вид, что молюсь про себя.
Полковник себя притворством не утруждал: он со скучающим видом катал в пальцах хлебный шарик и искоса посматривал на меня.
И как же угнетало такое внимание! Фон Морунген словно беспрестанно меня оценивал или подозревал в нехорошем.
Наконец госпожа Шварц величавым жестом разрешила Курту подавать. Все молча взялись за приборы.
Я была голодна, но после первой ложки супа захотелось отодвинуть тарелку подальше. Повар не приложил ни малейшего усилия, чтобы сделать блюдо вкусным. Съедобно — да, но не более того. Мясо недоварено, коренья переварены, соли и пряностей нет и в помине. Вот тебе и изысканная баронская кухня.