Желая Артемиду - стр. 44

Слова незнакомца откалывали лед от образовавшейся в нем льдины, превращая ее в крошево.

– Почему ты не убежал?

– Это непросто с завязанными глазами.

– И со связанными руками.

Говоривший прекрасно видел беспомощное состояние Майкла, но не спешил помочь, и это порождало в нем яростную волну негодования. Вдруг дыхание оказалось ближе – Майкл замер – его руки были свободны. Развязать платок не удалось, он с трудом стянул его, и тот повис на шее – глаза все равно ничего не видели, будто Артур и его прихвостни унесли с собой не только его гордость, но и зрение.

Призрак молча протянул ему что-то, Майкл пощупал холодную вещицу – складной нож.

– Зачем он мне?

– Ты же не хочешь носить на шее удавку.

Майкл долго возился продрогшими руками с ножом, прежде чем открыл – у него никогда не было ничего подобного, – залился краской, но, к счастью, во тьме ночи лицезреть его позор никто не мог. Когда нож поддался, он разрезал платок и, как паука, в омерзении откинул подальше.

Он не видел лица своего спасителя, но чувствовал, что тот с неослабевающим упорством следит за ним.

– Почему ты здесь? – спросил Майкл.

– А ты?

Майкл застыл в растерянности.

– В Англии, – дополнил голос.

– Это все из-за моего отца.

– Американцы?

– Переехали пять лет назад.

– Но ты все так же плохо говоришь…

– В Америке тоже говорят на английском.

– Ты ошибаешься, – ответил голос, а потом продолжил: – У меня было предчувствие, – многозначительно произнес он. Майкл, как ни старался, терял нить разговора. – У меня свободное время.

Это признание ввело его в еще большее замешательство, и он закрыл рот, прикусив губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Зубы у него предательски стучали от холода и страха.

– Что они хотели сделать? – спросил он, подумав.

– Провести испытание.

– Испытание?

– Согласно ему ученика оставляют в лесу и проверяют, как быстро тот выберется. Из-за этой невинной, на первый взгляд, шалости некоторые ученики проводили до трех дней в чаще, не имея шанса выбраться.

– Поэтому у них была веревка… – шепнул Майкл сам себе. – Но зачем? За это могут исключить.

– Это традиция, старая и глупая, как и многие традиции. Обычно такое проворачивают потомственные лидсхолловцы, наслушавшись баек от старших братьев.

– Ты проходил испытание?

– Да, но не это.

– Тоже бродил по лесу, пока тебя не нашли?

– Нет.

Майкл презрительно поджал губы – больше, чем тиранов, он не любил только хвастунов.

– Почему у тебя нет друзей? – спросил голос.

– Что?

– Ты всегда держишься особняком. Почему, Майкл?

Кровь схлынула в конечности, пульсировала в кончиках пальцев.

– Ты знаешь мое имя?

– Я многое знаю.

– И как выбраться отсюда?

– Да. Но ты должен ответить на вопрос.

– Я… здесь нет никого интересного.

Удовлетворившись ответом, он начал собирать ветки и склонился над ними, сложив особым образом.

– Нужно тебя согреть, – сказал он, поддав в голос непривычной, такой чуждой для той ночи теплоты.

Майкл, уже не чувствующий пальцев на ногах, проникся такой щемящей благодарностью, что пришлось сморгнуть влагу в глазах.

– Ты призрак? – Вопрос вырвался сам собой, и он мысленно пнул себя за глупость, едва не проглотив язык от стыда.

– Нет, пока нет.

Он развел костер ловко и умело, будто родился в лесу, – мягкое оранжевое мерцание позволило разглядеть его, и Майкла ударило вспышкой осознания: он впервые видел его так близко, впервые остался с ним наедине, и это было гораздо страшнее и страннее, чем все, что происходило до этого, словно мальчик – герой, покинувший картину.