Жажда - стр. 15

Вдруг дверь на высоком крыльце рывком распахнулась, из нее выбежал боярин Иван Старков и с высоты крыльца порывисто огляделся. Заметив Бунка, он резко взмахнул рукой и сбежал по ступеням вниз. Бунко оторопел: боярин вел себя неприлично резво.

– Вот хорошо! – воскликнул Старков, совершенно презрев достоинство собственного чина. – Ты кстати! Слушай: нужен каптан[4]. Быстро. Сюда. Ты поедешь со мной. Давай! – и, так ничего и не объяснив, повернулся, подхватил спереди шубу, взбежал обратно, словно мальчишка, и громко захлопнул за собою дверь.

Бунко перевел дух. Происходило что-то невероятное. Теряясь в догадках, он поспешил, однако, исполнить приказ, благо колымажные ворота были в двух шагах. Через несколько минут он уже подъехал в каптане к сеням, велел конюху ждать, поднялся наверх, чтобы доложить, что поручение выполнено, распахнул тяжелую дверь… и застыл на пороге.

В сенях на простой скамье сидел князь Димитрий Шемяка, багровый от ярости, и два дюжих тюремщика, склоняясь над ним, забивали клинья в оковы на его руках и ногах.

Над ними с видом распорядителя возвышался Старков. Он обернулся на звук раскрывшейся двери.

– Каптан внизу, – выдохнул Бунко.

Боярин кивнул и значительно посмотрел на Бунка:

– Государь велел мне с князем Димитрием Юрьевичем ехать в Коломну. – Шемяка зарычал, как зверь, но Старков даже не взглянул на него. – Ты поедешь со мной. Для охраны.

Цепи звякнули, угрюмые бугаи выпрямились и стали по обе стороны узника.

– Готово, – пробасил один из них.

Все взгляды обратились на князя Димитрия. Тот, страшный в своем молчании, смотрел в одну точку, и желваки ходили на его багровых скулах. Наконец он поднял тяжелый взгляд на своих оскорбителей.

– Прости, Димитрий Юрьевич, – поклонился ему Старков, – мы – люди подневольные. Пожалуй в каптан.

Князь молча, медленно, тяжело поднялся и двинулся к выходу. Цепи его загремели. Старков из-за его спины махнул рукой Бунку. Тот распахнул и почтительно придержал перед князем дверь и затем стал спускаться возле него. По другую руку Шемяки двигался Старков.

По-прежнему ни единой души не было в тихом, укрытом снегом саду. Некого было позвать на помощь плененному князю, невозможно, некуда было ему бежать.

Бунко распахнул дверцу каптана, помог забраться в него Шемяке и сел возле него. Через минуту с другой стороны поместился Старков, успев что-то тихо сказать онемевшему от изумления кучеру. Сейчас же лошади тронулись, и каптан легко заскользил по наезженной колее.

Никто ничего не видел, не слышал и не заметил… Тревожный улей Золотого крыльца, людные проезды Кремля, суетливо-оживленный посад – все удалялось, мелькая мимо, чуждое и бесполезное пленнику, скрытому за плотной тканью узких окон повозки…

В каптане было темно и тесно. Бунко осторожно, искоса взглянул на Шемяку. Тот сидел неподвижно, упираясь окованными руками в колени, мрачно уставясь в пол. От него исходило ощущение разъяренной силы. Даже в чертах его лица, в покатом, откинутом лбе, в резко изогнутой, как ястребиный клюв, линии носа, в остром надломе черных бровей – чувствовалось что-то гордое, непокорное, хищное…

Бунко всегда восхищали в других эти бесценные для властителей качества: сила, мужество и решительность – и именно их он искал, но не нашел в великом князе Василии. Он так мечтал служить великому князю, как истинному государю, преклоняясь и почитая, – и не мог. Князь Василий был мягок, нерешителен, слабоволен! А этот!.. Бунко снова взглянул на Шемяку. Немое, тяжелое негодование пленника даже пугало… и восхищало. Если бы знать, что случилось там, во дворце? За что Шемяка так тайно, внезапно, жестоко схвачен, окован и сослан?! Что такое ужасное, непростительное он натворил? Кинулся на великого князя? Угрожал ему? Но не безумен же он?! Бунко терялся в догадках.