Жаворонок Ёся - стр. 7
Открытая местность простиралась на много метров вперед, и только одна дорога соединяла их с поселком. Проторенная тракторами и грузовиками, она извивалась между снежными сугробами. По обеим сторонам дороги лежал нетронутый белоснежный покров, который казался бескрайним. На снегу виднелись узоры следов степных зайцев, переплетенные с отпечатками лап охотящихся на них лис и волков.
Степь вокруг дома была тиха, будто спала под пушистым одеялом снега. Только редкие порывы ветра напоминали о суровой зиме, которая не щадила ни людей, ни зверей.
Помощи точно не стоило ожидать. Ёся стоял перед колодцем, чувствуя, как по спине пробегает дрожь – не то от мороза, не то от страха.
Сжав руки на веревке, он чуть ли не с закрытыми глазами сбросил ведро в колодец. Послышался глухой всплеск воды, который эхом разнесся по стенам. Мальчик крепко зажал веревку, пока ведро не погрузилось и не наполнилось водой.
Громко пыхтя и кряхтя, он начал тянуть его наверх. Руки быстро устали, но он продолжал. Веревка натягивалась, как струна, а ведро медленно, но неуклонно поднималось. В какой-то момент вода внутри начала выплескиваться, делая ведро легче, но путь оставался долгим.
С каждым рывком руки дрожали сильнее, а холодный ветер, пронзающий насквозь, только мешал. Однако, пересиливая себя, мальчик наконец увидел ведро, показывающееся из глубины. Едва поставив его на край колодца, Ёся почувствовал, как его дыхание сбилось от усталости.
Мальчик тяжело вздохнул, перехватил ведро покрепче и пробормотал себе под нос:
– Оставалось совсем немного… всего лишь дотащить эту тяжесть до дома…
Их дом – длинное сооружение из самодельных саманных кирпичей – по форме напоминал вагон или даже целый поезд. Мазанка была вытянутая, словно длинный поезд, где один вагон плавно переходил в другой. Дети еще часто сравнивали дом с колбасой. В начале этого длинного строения находились новые пристройки: зал, который одновременно служил спальней, кухня и прихожая – летом она превращалась в летнюю кухню.
В спальне было четыре окна, которые пропускали в комнату мягкий свет, особенно зимой, когда снег за окном отражал солнечные лучи. Пол во всем жилом доме был глинобитным, покрытым окрашенной в темно-коричневый цвет толью, гладкой и всегда холодной на ощупь.
Вдоль стен стояли три железные кровати с высокими спинками, на которые семья накидывала аккуратно сложенные одеяла. Рядом с одной из стен стоял массивный шифоньер, скрипучий, но надежный, как старый друг, а в углу притулилась ножная швейная машинка с коваными узорами на чугунном основании. На ней иногда лежали куски ткани или платья, которые мама не успела доделать.
Следом шла кухня, которая одновременно служила столовой. Здесь стояла варочная печка, а остальное пространство занимали простые нары, на которых сидя ела вся семья, а потом делали школьные задания дети. Очень часто там же спали.
Дальше была маленькая прихожая, тесная и скромная, но вместительная настолько, что в ней умещались и сапоги, и пальто, и даже крюк для мешков с картошкой. Там же была печка со встроенным казаном. Зимой в нем запаривали зерно для домашнего скота, а летом варили себе пищу.
За прихожкой шло самое темное и глухое помещение – старый дом. Там, посреди комнаты, находился заброшенный погреб. А в углу маленькая дверца вела в комнатку, где раньше жили бабушка с дедушкой. Старшие дети любили пугать младших, рассказывая, что в погребе и той каморке обитают Бабайка и другие злые духи.