Жаворонок Ёся - стр. 3
– Крестик носишь? Молитесь дома? Про бога вам рассказывают?
При этом часто сетовала:
– За вами, католиками, глаз да глаз нужен.
“Хоть бы ей потом никто не сказал, что у мамы на лбу слово “Боже” написанно было, – мысленно взмолился Ёся. – Иначе Мария Ильинична проходу мне не даст.”
К своему ужасу он только сейчас заметил, что мамины руки лежали вперехлест на груди и были связаны обыкновенной бельевой веревкой. В левой она держала яркий портретик с изображением бородатого человека, чью голову окружал яркий желтый полукруг. Меж палец свисала бечевка с деревянным крестом на конце.
Ёсю в тот момент даже передернуло от страха.
– Зачем вы маму связали? – дрожащим голосом и тихо спросил мальчик, обернувшись к стоящим за его спиной взрослым. Его широко открытые зеленые глаза демонстрировали невероятный испуг. Кто-то счел нужным лишь молча погладить спрашивающего по голове.
Мальчик неуверенно дотронулся рукой до выпирающих, покрытых белым погребальным саваном, маминых ступней. Он почувствовал, что мама была босой.
“Ну правильно, – мысленно порешил ее младший сын. – Кто ж ложится на чистое обутым?!”
Справа от гроба, сидя на кровати, теснились его братья: Николай, Сергей, Саша, Павел и Петр. Посередине, вся в черном, сидела сестра Катя. Ёся впервые видел ее в платке. Сколько он себя помнил, она всегда ходила простоволосой, а зимой лишь иногда надевала мальчишескую шапку-ушанку.
Не хватало только шестилетней сестренки. Вероятно, она где-то спала, или ее отвели в детский сад.
Также отсутствовали Яша и Антон. Один давно жил в далекой Сибири, другой служил в армии.
Николай подхватил Ёсю, стоявшего у гроба, и усадил его к себе на колени. Широкой ладонью он прижал Ёсину лысо стриженную голову к своей густой шевелюре. Мальчик нерешительно обхватил самого старшего из братьев обеими руками, насколько мог. Это было нелегко: Николай был инвалидом. Спереди и сзади у него торчали уродливые, остроконечные горбы.
В семье рассказывали, что двухлетнего Коленьку покалечила няня в детском саду. Это было во время войны против немецких фашистов. Тогда воспитательница получила похоронку на мужа. То ли от горя, то ли от помутнения рассудка, она уронила маленького мальчика на дубовую скамейку.
Ёся боялся прижаться к брату слишком крепко – вдруг сделает ему больно. Раньше Николай никогда не брал его на руки. Он и не жил с ними постоянно, а лишь изредка приезжал в гости из отдаленного аула, затерянного где-то в районе железнодорожного разъезда с интересным названием – Шубаркудук. Взрослые говорили, что Николай был их сводным братом: у них был общий отец, но разные матери.
Несмотря на все обстоятельства, их семьи тесно дружили. Мама Николая, тетя Лисбет, в последние месяцы все чаще наведывалась к ним. И это при том, что у нее самой, помимо Коли, было пятеро детей от второго мужа – дяди Кадырхана. Но многодетную мать не останавливало ни дальнее расстояние, ни дорогие билеты на поезд, ни необходимость оставить свою семью и хозяйство без присмотра.
Во время своих частых приездов тётя Лисбет успевала сделать массу дел: она обстирывала всех детей своей подруги, латала и штопала одежду неугомонных сорванцов, кормила их и убирала в доме. Главное же, она ухаживала за их больной мамой: поила ее отварами, делала компрессы, обтирала истощенное болезнью тело барсучьим жиром.