Жатва I. Жертва - стр. 26

Я подняла глаза и взглянула на Айени. Беспокойство… С чего, вдруг? Наверное, слишком отстраненной выгляжу. Хотя, таких мужчин как Айени, это должно цеплять.

В этот момент я чуть было не рассмеялась, но одернув себя, просто улыбнулась столь очевидному предположению.

- Кстати, где мое персональное «спасибо»? – Айени присел в соседнее кресло.

- Спасибо. Хотя, честно говоря, не думала, что вы обратите на этого пациента внимание.

- Вы так рьяно пытались отстоять его интересы, что меня это воодушевило. Кстати, моего брата тоже.

- Доктора Ригарда? – не поняла я.

- Угу… - улыбнулся Айени. – Я вижу, вы удивлены? Это притворство или вы на самом деле не знаете, благодаря кому оперировал именно я?

- Не знаю.

- Ваш руководитель был весьма настойчив, когда убеждал меня в необходимости бесполезной экстренной операции.

Я улыбнулась.

- Так вы об этом… Напомню, доктор Ригард, что я присутствовала во время вашей с ним беседы.

Айени нахмурился:

- Разве вы были в моем кабинете вчера?

- Нет, – пожала плечами я. – Я вообще здесь впервые!

- Так он не сказал вам, - многозначительно улыбнулся Айени.

- О чем не сказал?

- Вчера ваш руководитель нанес мне визит и лично попросил оперировать этого прыгуна.

Я с трудом сделала глоток кофе.

- Вы молчите, Алексис, потому что вам нечего мне сказать, или потому, что вы очень удивлены?

- Второе, доктор Ригард, - выдавила из себя.

- Я дам вам один совет: не привязывайтесь к этому пациенту.

- Причем здесь привязанность? – спросила я. – Мне просто его жаль, вот и все.

Айени улыбнулся:

- Жалость - опасное чувство для врача. Мы должны лечить, а не жалеть.

- Я не считаю, что одно мешает другому.

- Это как посмотреть, - покачал головой Айени. – Однажды во время моего дежурства к нам поступил подросток, прыгнувший с моста. Ко мне в ноги бросилась его мать и умоляла меня сделать все, чтобы спасти ему жизнь. И я поддался на уговоры: настоял, чтобы реаниматологи качали его около часа, пока сердце не завелось. И что? Сохранились только витальные функции. Кора погибла, и юноша превратился в «живой труп». Спустя пять месяцев мать забрала его на выхаживание домой. Она вернулась ко мне через год: измученная и уставшая, она просила пристроить пацана в хоспис. Он умер там через два месяца, и тогда в глазах его матери я увидел не скорбь, а облегчение. С тех пор я дал себе слово останавливаться вовремя. Нельзя переплюнуть природу, Алексис. Всегда следует об этом помнить.

- Не хочу думать об этом, - я махнула рукой.

- Я не зря рассказал вам эту историю. Вчера вы вскрыли грудную клетку женщине, которая, останься она в живых, потеряла бы «мозги».

- Я прекрасно знала, на что иду. И сделала это не для женщины, а для мальчишки, который ее сбил.

Айени нахмурил брови. Кажется, услышать от меня такой ответ он не ожидал.

- «Убийство» или «тяжкие телесные»… - задумчиво произнес он. – Вы поражаете меня, Алексис.

- Я сама себя, порой, поражаю.

- У вас красивый цвет волос, - невпопад изрек Айени. – Синие оттенки присущи только представителям высшей расы. Когда-то быть похожей на райота дорогого стоило, а сейчас это уже немодно.

Я поставила кружку с недопитым кофе на стол и поднялась.

- Спасибо за теплый прием, доктор Ригард. Думаю, вам пора найти документы для другого доктора Ригарда.

- Вы и сами знаете, что никаких документов нет, - развел руками Айени.