Зеркало моды - стр. 15
Габриэль Рэй
Из всех актерок именно эта танцовщица лучше всех умела позировать фотографу. Она, несомненно, предвосхитила и эпоху лицевой пластической хирургии: встав перед объективом, она просила двух помощниц встать по сторонам и натянуть у нее под носом шелковую нить, чтобы носик на снимке получился, как и положено, вздернутым. Не одаренная талантом, зато отличавшаяся богатой фантазией, Габриэль Рэй за свою недолгую карьеру сама превратилась в маленький шедевр. Слава актера или танцора редко переживает его самого. Все зависит от таланта и достигнутого успеха: таких балерин, как Мария Тальони или Карлотта Гризи, помнят до сих пор, в том числе по изображениям на гравюрах XIX веке, увековечившим дух балета эпохи романтизма. История театра сохранила имена Бенуа-Констана Коклена и Сары Бернар. Фигур помельче, бабочек-однодневок, проживающих короткий век на сцене и исчезающих без следа, гораздо больше. Людям, родившимся после 1920 года, никогда не приходилось слышать, скажем, о Габи Делис, немного актрисе, немного танцовщице, главный талант которой заключался в стремлении к роскошной жизни. Она блистала, когда мне было пять или шесть лет от роду; когда мне исполнилось 16, она скончалась. Своим первым знакомством со взрослым миром моды я обязан тете Джесси, своей первой влюбленностью – Лили Элси из «Веселой вдовы». Однако именно благодаря Габи Делис я узнал, что такое искусно наведенный лоск, точно просчитанный эротизм, способный воздействовать целенаправленно, пробуждая у мальчика пубертатного периода страстные фантазии.
Мне не разрешали ходить на ее спектакли, матушке казалось неправильным поощрять мое увлечение этой субреткой, но я следил за ее судьбой неотступно. Родители наверняка читали в светской хронике или, может быть, слышали от знакомых о том, что актриса никогда не отказывалась от дорогих подарков. Она не делала секрета из своей частной жизни, открыто выступала за свободную любовь и с подкупающей искренностью заявляла: «Деньги – единственный бастион, где девушка может укрыться от превратностей жизни. Однажды взяв, я никогда не возвращаю». Ценность же ее самой было впору мерить на вес: со всеми бриллиантами, жемчугами и изумрудами эта леди стоила примерно три тысячи долларов за фунт.
Помимо журнальных фотографий Габи Делис, на которые я набрасывался жадно, как ботаник на редкое растение, я сумел войти с ней в контакт и иным способом, через посредство тетушки Джесси. Она частенько рассказывала мне, как имела счастье побывать на утреннем спектакле, и во всех красках расписывала, какая была на артистке восхитительная мантия из перьев, каким милым жестом она срывала с головы шляпку, сооруженную из эгреток, и швыряла на другой конец сцены, на стоявший там шезлонг, под восторженные вздохи зрителей. Те, кто издавал эти вздохи – включая тетю Джесси и меня самого, внимательно разглядывавшего фотографии, – отлично знали: жемчуг на Габи стоит целое состояние, изумруды – самые что ни на есть настоящие. Они достались артистке за то, что она придумала свой собственный неподражаемый танец – другим женщинам оставалось лишь ее превзойти.
Габи Делис в некотором роде была символом переходного периода. Ее предшественницами были великолепные парижские кокотки конца XIX века. Будучи театральной звездой, она предвосхитила появление целого направления моды и шика, символом которого спустя двадцать лет стала королева экрана Марлен Дитрих. Критики в один голос твердили, что голосок у Габи как у канарейки, да и танцует она в целом дурно. Но остается вопрос: был ли тот окружавший ее ореол роскоши естественным или фальшивым? Мир, как известно, падок на фальшь – не я один восхищался Габи, ей рукоплескали страны и континенты.