Здесь был СССР - стр. 51
Аэлита вдруг заговорила-запела, торопливо и непонятно. Обе ракушки сейчас были у Жени в руке, она дернулась было поднести одну из них к уху, но передумала, протянула Семенычу. Тот принял их, внимательно посмотрел сперва на нее, потом на Тимура и снова повернулся к Аэлите. Выслушав, что-то ответил на том же незнакомом языке. Затем как-то необычно перехватил костыли и коротко поклонился ей.
– Девочки и вправду неумны, – это он сказал уже Тимуру и Жене. – Они думали, что мы жаждем мести внучке Тускуба. Никому из них и в голову не пришло, что здесь, в краю магацитлов, у нас может быть иная цель – помочь дочери магацитла…
– А нам вы поможете, Семеныч-ага? – вежливо спросила Женя.
– Не ага, – улыбнулся старик. – И не Семеныч. И не помогу. Лучше вам от нас теперь держаться подальше, даже забыть, что когда-то видели нас… и ее… А поможет вам тот, кого ты, девочка, позвала на помощь этой ночью.
– Я?! – выдохнул Гейка, все еще не опомнившийся, и тут же понял: – Я отвезу вас обратно, успею! Если там еще не началась тревога, все будет так, как если бы не было ничего, ну для вас то есть. Быстро в лодку, бежим!
Так у них и не вышло попрощаться с Аэлитой. Только спихнув лодку в воду и перебравшись через борт, Тимур оглянулся, но уже не увидел ничего в тенях на берегу.
– Нам бы только ночь простоять да день продержаться, – прошептал он.
– Да, ночь сегодня короткая, – Женя села рядом с ним, ничего больше не стесняясь, обняла. – Самая короткая ночь в году – в нашем сорок первом. Зато следующий день будет самый длинный!
К звездам!
Ника Батхен, Алексей Ширяев
Первопроходец
Пролог
Холмы молчали.
Лютый мороз сковал реку, заставил слежавшийся снег скрипеть под ногами, разогнал по логовам птиц и зверей. Лишь мохнатые низкорослые дикие лошади ковыряли копытами наст, да отбившийся от стаи волк-сеголетка выл на презрительную луну. Свирепый свет отражался от белых долов, порождал длинные тени у невысоких деревьев, делая их значительнее. Воздух пах острой свежестью и горьковатым дымком – за горбами холмов ждали лета жилища, собранные из шкур, веток и желтых ребер исполинских зверей. Терпеливые люди таились от холода, шили одежду, резали каменными ножами сладковатое сало, перешептывались, смеялись, искали вшей, спали вповалку – тяжелая дрема скрадывает тоску и голод, позволяет скоротать долгое время. Где-то в груде мехов заунывно плакал младенец, ему вторили несытые остромордые псы, ожидающие охоты. Скоро, скоро застучит колотушка и мужчины наденут лыжи, возьмут острые копья, отправятся за добычей, принесут племени доброй еды. Пусть только мороз разожмет когти, перестанет перехватывать дыхание прямо у рта… Кто осмелится бросить себя навстречу смертному холоду?
Шаман.
Высокий, худой, ссутуленный, как одно из равнинных деревьев, одетый в заиндевелый кафтан, увешанный амулетами. Духи предков – на тощих косицах семь священных зверей разбежались по вороту. Резная фигурка грозного духа Сэли покачивается на груди в ритме песни. Ни единого слова не разобрать, только голос, что мечется полярной совой в буране, страшит и манит, завораживает и не отпускает. Прочные сети плетет шаман – не вырваться. И добыча его велика – словно олень на аркане тащится следом грозный косматый дух, потрясает бивнями, трубит в ярости. Мимо дерева пройдет Сэли – треснет дерево от свирепой стужи. Мимо камня пройдет – и камень не выдержит. Посмотрит на робкого лемминга или бессовестного песца – и те ледышками упадут на снег. Кто сильнее мороза, кто поспорит с повелителем холодов?