Завистников черные песни - стр. 3
Из тончайших цветом грез.
Смотря в полночь в свои окна,
На песчаные холмы,
Так же едут там кавалеры,
И вальты и тузы,
Едут в странном одеянье.
Перчатки с кружевами,
Костюмы с золотыми орденами,
Смотря в окна томно на песчаные холмы.
Но дорога камениста, хоть и вовсе не бугриста,
Рельсы и шпал на ней не видно,
Но что -то там стучит вблизи.
Смерть поэта
Поэта смерть настигла рано.
Оковы спали, странно стало все.
Он мог бы жить,
Как все.
Выпивать, гулять, писать
Любить вино, утрами погибать
Смеяться меховым смехом,
Быть счастливым человеком иль несчастливым- все одно?
Он жил бы.
И играл словами,
Печаль мою, превозмогая
Лепил бы смыслы из песков.
И оставил отпечаток на седину
Голодных волн.
Экспромт»
Никогда не поверю,
Что вопросы решают
Взмахи женских ресниц.
Я не верю шинелям,
И не верь церквям,
Там, где люди скрывают
Одеянием сердца,
Там, где гибнут дела не доведенные до конца,
Звук тоски раздаются из медных часов,
Может быть те часы, розданы нам на годы.
Ранние рассказы
Часы веры
Маленькие люди чувствуют лучше разницу между жизнью и смертью. С возрастом у людей пропадает та чувствительность души и они уже слабо различают, где правда, а где ложь.
Когда я был маленьким человеком, не ложился спать до ночи, тихо лежа на кроватке в своей комнатке, стараясь не дышать слушал звуков часов в маминой комнате. Часы в маминой комнате не были теми часами, которые, вы, случайные читатели этой записи могли приставить. Это не были старинные часы с кукушкой, которая строго отсчитывает каждый час. Это не были механические часы с маятником. Эти часы так же не походили на классические круглые стрелочные часы. Эти часы не обладали цифровым экранам, как у электронных часах, и в этих часах не было песка как в старинных часах древних фараонов, ныне же использующихся в санаториях или в больницах с целью засечь ту минуту, отведенную на процедуру. Нет. Это были иные часы.
Внешне они напоминали Луну. Такую луну, что рисуют в альбомах художники-футуристы. Очень странную луну. Это Луна ни была ни блином, ни сырной планетой, словом той Луной, которую мы видим, смотря в ночное, ясное небо. Скорее мамины часы походили на такое разноцветное блюдце. Расписанное цветами, всеми цветами радуги. А в центре блюдца было выцарапана надписью Луна. От этой надписи исходили в разные стороны лучи, нежно- серебристого цвета, отдаленно напоминающие стрелки обычных часов. Только вот эти стрелки не стучали, и не проявляли признаков жизни. А просто исходили из блюдца. И летели вверх, сочась куда-то в потолок нашего домика, жидким дымом. Хотя, не дымом.Стрелки эти не были дымом. Они не были просто светом. Эти стрелки не были стрелками. Просто они были. И это тогда казалось совершенно нормальным явлением. Просто быть. Существовать без какой- либо формы и надобности.
Сейчас, уже став относительно взрослым, я считаю эти часы, частью моего детского больного воображения, тогда же они были насколько же реальные, как моя нога. Днем часы стояли около окна в маминой комнате, и отражали, как лупой падающие косые лучи солнца. Они молчали, как обычное мертвое блюдце молчит в буфете. Но ночью часы пели. Пели, как поют сверчки в поле. Пели ровно до двух часов ночи. А потом замолкали.
Казалось, только я мог слышать эти звуки. Когда в первый раз я услышал этот меланхоличный сверчковый треск? Я это- точно не помню, но знаю что значительную часть своего детства, я слышал их очень отчетливо.