Завещаю вам жизнь - стр. 9
– Что он там делает в Министерстве иностранных дел?
– Ведает Словакией в отделе информации. Его словацкие встречи проверены. Ни с кем, кроме официальных лиц, отношений не поддерживал.
Редер выбросил на стол сжатые в кулак руки:
– И все же имя Штраух упомянуто в московской телеграмме!
– Да, господин советник, упомянуто, но ведь этого мало!.. Господин советник, я убедительно прошу держать меня в курсе всех показаний других арестованных!
– Само собой разумеется, Хабекер… Вы хотите спросить еще о чем-то?
– Да, господин советник… Скажите, господин советник, а не было ли сделано попытки дать ложную информацию Инге Штраух?
– Такая попытка была. Один из сотрудников министерства под большим секретом рассказал Гауфу о возможности посылки секретной миссии в Лондон.
– И?…
– К сожалению, ни в одной из перехваченных телеграмм этой информации для Москвы нет. Может быть, она еще появится.
Хабекер пригладил серые волосы, слабо улыбнулся:
– Если вы позволите, господин советник… Я думаю, что эта информация в эфир не пойдет.
– Почему?
– Я вспоминаю ваши слова, господин советник. Слова о том, что Инга Штраух – резидент, которого берегли на случай провала остальных. И если это так, ей незачем выходить в эфир до ареста группы Лаубе… Разрешите, я доскажу, господин советник? Простая логика… Допустим, Штраух завербована еще в тридцатые годы. Ей дают задание войти в полное доверие видных лиц и ничего больше не предпринимать, пока она не получит определенного сигнала… Группа Лаубе все эти годы работает, давая достаточную информацию. Ингу Штраух берегут. Затем где-то летом сорок первого года группа Лаубе почему-то утрачивает связь с Москвой. Москва некоторое время ждет, пытается, может быть, забросить связных, но эти попытки успеха не приносят. Между тем Советы задыхаются без разведывательных сведений. Сведения кажутся тем более необходимыми, что во временном успехе зимней кампании под Москвой советские руководители видят залог будущих боевых успехов.
Тогда они посылают телеграмму в Брюссель, дают приказ тамошнему резиденту немедленно выехать в Берлин и установить контакт с Лаубе, а в случае провала Лаубе – с Ингой Штраух, до сей поры глубоко законспирированной. Резидент, видимо, посетил Берлин, господин советник. Но он убедился, что Генрих Лаубе жив и здоров, что у него просто временно испортилась рация, и, оказав помощь этой группе, не стал связываться с Ингой Штраух. Ее опять оставили в резерве, господин советник! Я не вижу другого объяснения тому, что знаю.
Редер уставился на взволнованного следователя.
– В ваших рассуждениях что-то есть, – сказал Редер. – Определенно что-то есть, Хабекер. Может быть, и так… Но где гарантия, что у Штраух все же нет контактов с группой Лаубе? Где гарантия, что она тотчас же не сообщит в Москву о провале подполья?
– Такой гарантии, конечно, нет, – согласился Хабекер. – Но…
– Поэтому мы все же арестуем фрейлейн Штраух, – твердо перебил Редер. – А над ее квартирой установим контроль. Если на квартире удастся задержать связного или радиста – это сразу даст вам в руки все козыри.
– Понимаю… Но у Штраух может оказаться совсем не та агентура, что у Лаубе.
– Не беспокойтесь. Все лица, так или иначе связанные со Штраух, уже взяты под наблюдение. Выезда из Германии никто из них до окончания процесса не получит. А тех, кто проявит нервозность, я пришлю к вам, Хабекер. Вас это устроит?