Завещаю вам жизнь - стр. 8
В деле вообще не существовало свидетельств, что Инга Штраух когда бы то ни было знала остальных членов раскрытого подполья.
Круг ее близких и знакомых оказывался совсем другим, и эти люди подозрений не вызывали.
А вместе с тем в телеграмме из Москвы имя Инги Штраух упоминалось рядом с именами Крамера и Лаубе.
Значит, они все же осуществляли связь?!
В пятницу, 11 сентября 1942 года, Хабекер попросил аудиенции у советника Редера.
Он доложил, что против Инги Штраух не имеется никаких улик, кроме телеграммы от 18 октября 1941 года, и еще раз просил отложить арест с целью продления наблюдения за подозреваемой, но снова получил категорический отказ.
– С Генрихом Лаубе и компанией кончено, – заявил советник Редер. – На днях Лаубе получил ложную информацию о типе нового истребителя и передал эту информацию в эфир. Оставлять Лаубе и его подручных на свободе нельзя и не имеет уже никакого смысла: они пойманы с поличным. Значит, следует арестовать и Ингу Штраух, хотя бы для того, чтобы она не могла предупредить Москву о провале по другой рации.
– Это ясно, – сказал Хабекер. – Но у меня нет конкретных данных об Инге Штраух. Совершенно очевидно, что она будет отрицать свою принадлежность к этой банде, а мне нечем ее опровергнуть.
– Если упомянутый в телеграмме Генрих Лаубе оказался действительно агентом Москвы, то и Штраух является таким же агентом.
Хабекер наклонил голову:
– Видимо, так, господин советник. Но в мою задачу входит, как я понимаю, раскрытие всех преступных связей Штраух и пресечение деятельности ее сообщников…
– Имена ее сообщников вы выясните в ходе следствия. Кроме того, заговорят и остальные.
– Надежда только на это, господин советник.
Редер пошевелил бровями:
– Однако у вас есть хоть какие-нибудь предположения?… Вы можете догадаться хотя бы, когда была завербована Штраух, кем и какие функции выполняла?
Хабекер медленно покачал головой.
– Я анализировал ее досье, господин советник. Само по себе пребывание Штраух в странах Восточной Европы еще ни о чем не говорит, хотя, если ее завербовали, то, конечно, еще в тридцатые годы. Может быть, в Чехословакии, а может быть, в Польше… Но среди ее польских знакомых нет врагов государства. А ее собственная работа тех лет может быть расценена лишь как положительная для рейха. Я просмотрел статьи Штраух. Тут все в порядке.
– Хм… Может быть, ее привлекли к работе уже здесь, в Берлине?
– Не представляю, кто бы это мог сделать и на какой основе.
– Может быть, привычка к комфорту, к роскоши и недостаток средств?
– У Штраух имелось небольшое состояние, господин советник. Она никогда особенно в средствах не нуждалась.
– А шантаж на любовной почве? Она же собиралась замуж, а грешки наверняка были.
– Думаю, это исключено. Предполагаемый любовник, этот доктор Хуберт, умер три года назад. Другие интимные связи Штраух неизвестны. А с нынешним женихом она знакома с тридцать девятого года.
– И три года не решалась выйти за него?
– К сожалению, этого не инкриминируешь.
Редер барабанил по столу пальцами с толстыми ногтями.
– Вы не думаете, что доктор Хуберт мог быть не просто любовником?… Или что главная фигура здесь – нынешний жених, этот Карл Гауф?
– На Хуберта я послал запрос, – сказал Хабекер. – А Гауф… Правда, он католик, но… Выезжал из Германии только в оккупированную Голландию и в Словакию по служебным делам. С родственниками и друзьями все в порядке. Служебная характеристика хорошая.