Завещание Холкрофта - стр. 65

– За что?

– За убийство.

– Убийство?!

– Да. Во всех шифрах цивилизованного мира термин «Тинаму» имеет единственное значение: «убийца». Или даже точнее: «суперубийца». И у нас есть все основания считать, что Иоганн фон Тибольт, он же Джон Теннисон, и есть Тинаму.

Ноэль опешил. Мысли вихрем неслись в голове. Убийца! Боже! Не это ли пытался сообщить ему Питер Болдуин? Что один из наследников женевского вклада был убийцей?

«Никто не знает, кроме меня». Слова Болдуина. Если это правда, то ни при каких обстоятельствах он не выдаст истинной причины поисков Джона Теннисона. Тогда пропало женевское дело! Огромный счет заморозят, отдадут на растерзание международное суду, и его завет с отцом рухнет. Он не может этого допустить! Теперь это было для него ясно.

Но в то же время оставалось важным, чтобы ни у кого не возникало никаких подозрений относительно поисков им Теннисона, чтобы никому не взбрело бы в голову, что он сам как-то связан с этим… Тинаму.

Тинаму! Убийца! Это была страшная новость. Если версия МИ-5 верна, женевские банкиры тут же прервут всякие переговоры, замкнут свои сейфы и будут дожидаться наследников в следующем поколении. И все же надо притвориться, будто он готов отречься от завета. Если Теннисон и впрямь этот Тинаму, его могут разоблачить, поймать, и тогда он окажется непричастен к счету в женевском банке – тогда завет останется в силе. И вина будет искуплена. Как явствовало из условий договора, старшая сестра Теннисона была важнейшим звеном, сестра, а не брат – ведь она старший ребенок фон Тибольта!

Убийца! О боже!

Но сначала самое главное. Холкрофт понимал, что ему надо отвести от себя подозрения, убедив обоих агентов в своей невиновности. Он нетвердой походкой подошел к стулу, сел и наклонился вперед.

– Послушайте, – начал он слабым голосом. – Я сказал вам правду. Мне ничего не известно о Теннисоне, об этом убийце. Мне нужно найти детей фон Тибольта, а не какого-то конкретного члена семьи. Я пытался разыскать Теннисона, потому что я знаю, что его настоящая фамилия фон Тибольт и что он работает в «Гардиан». Вот и все.

– Если это так, – сказал седой, – возможно, вы можете объяснить нам, в чем суть дела.

Пусть твоя ложь основывается хотя бы на толике правды.

– Я скажу вам все, что знаю, а это немного. Многое для самого меня прояснилось в результате поисков в Рио. Дело конфиденциальное, речь идет о деньгах. – Ноэль вздохнул и потянулся за сигаретами. – Фон Тибольтам оставлено наследство – не спрашивайте кем, потому что мне это не известно и адвокат вам этого никогда не скажет.

– Как зовут этого адвоката? – спросил седой.

– Сначала мне следует получить у него согласие назвать его имя, – ответил Холкрофт, закуривая и лихорадочно соображая, кому бы в Нью-Йорке можно позвонить из телефона-автомата.

– Возможно, мы попросим вас это выяснить, – сказал седой. – Продолжайте.

– В Рио я выяснил, что фон Тибольты в тамошней немецкой общине были изгоями. У меня есть одно соображение – только соображение, – что именно потому, что они участвовали в сопротивлении нацистам в Германии, кто-то – возможно, настроенный антинацистски немец или немцы – оставил им в наследство деньги.

– В Америке? – спросил рыжий.

Ноэль понял, что это ловушка, но он был к ней готов. Твердо гни свою линию.