Затворница - стр. 3
Первая полетела со звонким стуком сухого старого дерева по каменным ступеням. А со стороны церковной ограды разнёсся сдавленный стон: сельские старухи собрались и со страхом смотрели на происходящее. Протестовать и кричать в голос опасались, но стона не сдержали. Рыжий победоносно посмотрел на них и ухмыльнулся. Некоторые бабки плакали, другие шептали что-то, наверное, молитвы, одна даже дёрнулась в сторону ворот, но её не пустили. И она обессилено повисла на ограде, зацепившись за неё руками так, словно могла упасть, если бы не опора. Рыжий презрительно хмыкнул и снова вошёл в храм.
Внутри уже всё было по-другому, не так, как утром. Со стен содрали почти все иконы, вытащили из алтаря и свалили в центре разную утварь и даже огромное тяжёлое паникадило умудрились снять и теперь вытаскивали на улицу. Оно не проходило в двери, и пришлось поднатужиться. Паникадило застонало и из идеально ровного круга превратилось в мятый косой овал, тут же под крики у улюлюканье скинутый с крыльца.
Несколько человек прямо на полу сдирали с образов изукрашенные оклады. Рыжий осмотрелся и через головы крикнул главному:
– Куда иконы девать?
– Большие сказали в музей свезти, в город. Их в подводу грузите. А с мелочью делай, что хочешь. Сожги или вон – старший махнул в сторону дверей – в реку скинь.
– В реку? – обрадовался занятной идее Рыжий. – А что? Можно и в реку. Отправим в большое плавание поповский дурман.
Он подхватил несколько образов поменьше и быстро зашагал по тропке, сбегавшей к реке. Бабки за оградой провожали его испуганными взглядами. Рыжий свалил иконы в траву и стал по одной закидывать как можно дальше, на середину довольно быстрой реки. Иконы завертелись в маленьких водоворотах, которых в коричневых неспокойных водах было много, и медленно поплыли вниз по течению.
Когда Рыжий отряхивая руки, словно после грязной работы, поднимался вверх, к храму, бабки смотрели на него с ужасом.
Ох, и тёплое же стояло лето, ох, и светлое же! Пелагея радостно потянулась и выглянула в окно. Бабушка уже возилась в огороде.
– Бабуля, а меня что не будишь?
– Выспалась, стрекоза? – улыбнулась бабушка, распрямляясь. – Поди поешь. На столе всё.
– А потом что? – Пелагее было так хорошо, что хотелось петь и танцевать, и она притоптывала на тёплых от солнца некрашеных досках.
– А потом прополем вот эти грядки и беги гуляй. Можешь в село сходить.
– Не хочу в село. Я здесь поиграю, на берегу.
– Ну, поиграй, поиграй, – согласилась бабушка. – Я вон тебе початков для кукол нарвала.
– Ой, спасибо! – обрадовалась Пелагея и побежала умываться. День обещал быть чудесным.
На берегу, как обычно, никого не было. Да и кто мог быть? Они с бабушкой тихо летовали вдвоём на хуторе, в отдалении от села. Это раньше они жили весело, когда не умерли ещё родители и дед. Но их не стало. Остались только они с бабушкой. Так и живут. Осенью, зимой и весной Пелагея бегает через лес в сельскую школу. А летом целые дни проводит здесь. Иногда только выберется в село. Но нечасто. Ей и здесь хорошо.
Прежде ещё в храм ходили с бабушкой. Пелагее нравилось. Там красиво пели, вкусно и сладко пахло ладаном, а батюшка во время проповедей всегда рассказывал интересные истории про Христа, Его Мать и других. Но теперь церковь закрыли и батюшку куда-то увезли. Бабушка плакала тогда. Да и теперь нет нет да и вздохнёт, глядя в ту сторону, где на берегу стоит их храм. Река в этих местах круто изгибается, и получается, что храм и их дом стоят почти друг напротив друга, словно через реку, хотя и находятся на одном берегу. И Пелагея любит играть у воды, поглядывая время от времени, как блестят вдали маковки. Вот и сейчас она на берегу возилась с куклой, сделанной из кукурузного початка, плела ей косу и рассказывала: