Затворница - стр. 22
– Я и не помню! Сегодня не проверяла. Сейчас посмотрю. Ты звони, звони, Маришенька. А то я спать спокойно не буду.
Пелагея подскочила, проверила телефон, потом начала укладывать в контейнеры, которые ей покупала время от времени Марина, пироги, ягоды, котлеты.
Марина уже садилась в машину, когда бабушка вспомнила:
– Мариша, я ведь забыла тебе сказать! Говорят, храм-то наш восстанавливать будут, батюшку пришлют!
– Бабуля, ты не надейся зря. Сколько раз уже обещали! А всё по-прежнему, – Марина с сочувствием вздохнула.
– В этот раз, говорят, точно…
– Кто говорит?
– Француз…
Марина улыбнулась, любовно глядя на бабушку, и покачала головой:
– Ох, бабуленька. Доверчивая ты моя… Француз учил тебя французским методом картошку сажать. Выросла?
Пелагея засмеялась весело, без обиды:
– Выросла! А как же? Сажала мешок – собрала ведро!
Марина тоже прыснула и сквозь смех напомнила:
– Вот-вот… А мы, как маленькие, всё ему верим… Ладно внук на него влюблёнными глазами смотрит. Но мы-то, мы-то!
– Чуть не забыл! – хлопнул себя по лбу Тимофей, полез в машину, достал из барсетки свою фотографию и размашисто подписал её. – Вот, Пелагея Васильевна. Это для того мальчишки, который сегодня с дедом приходил. Отдайте ему, если прибежит.
– Отдам, конечно. Чего ж не отдать? – Пелагея взяла фотографию и через раскрытое окно поцеловала уже севшую в машину внучку.
– Ну, всё, бабулечка. Поехали мы. Я тебе позвоню.
– Ангела-Хранителя в дорогу, ребятки.
Когда машина скрылась за поворотом, Пелагея посмотрела на открытку, вздохнула и, глубоко задумавшись, пошла к дому.
Глава 14
Наши дни
Марина очень любила путь от дома бабушки до села. Мягкая песчаная дорога плавно вилась между высоченными корабельными соснами, и можно было из окна машины увидеть ягоды или грибы. Маленькая Марина иногда даже не выдерживала, просила отца остановить машину и бежала собирать крепкие боровики или яркие лисички, выглядывающие изо мха.
Вот и сейчас она невольно поглядывала по сторонам дороги и улыбалась своим воспоминаниям.
– А что за Француз? – поинтересовался Тимофей.
– Да Фёдора Андреича, который сегодня землянику приносил, деда твоего поклонника так прозвали.
Тимофей понимающе хмыкнул:
– За то, что французские словечки к месту и не к месту вставляет?
– Не только. Говорят, у него в роду француз был. После войны двенадцатого года остался в наших краях, влюбился в местную девушку, женился на ней. А так или нет, никто не знает. Столько лет прошло. Но Андреич эту легенду очень любит, верит ей. Вот его Французом и зовут. А он и рад стараться. То агитирует всех картошку сажать французским методом, то лошадь назовёт Шевалем, а себя шевалье именует, то ещё чего…
– Ого! Творческая личность.
– Точно. Но человек золотой. С бабушкой давным-давно дружит. Помогает ей, чем может. И до сих пор бодр и весел. А ему ведь уже восемьдесят пять…
– Да ты что? А выглядит лет на десять моложе, ровесником твоей бабушке…
Марина засмеялась радостно:
– А моей бабушке девяносто третий год!
– Который?! – опешил Тимофей.
– Девяносто третий. Я же тебе рассказывала, что она во время войны подростком была.
– Слушай, я как-то и не соотнёс это. Но как она выглядит! В жизни не скажешь, что ей под сотню уже. И что судьба такая непростая… Фантастика!
– Наш Француз говорит, что она, как Симеон Богоприимец. Только тот ждал Христа, а бабушка ждёт храм. Я даже боюсь, что вот откроют храм, она икону вернёт, ну и… – голос Марины предательски дрогнул.