Затерянный мир - стр. 3
– А там в сундучке, твои лекарства?
– Мои,– гордо ответил учитель рисования.
– Пей! – назидательно произнес врач и добавил,– особенно это! – и указал на черную баночку, на которой неровным рожковым почерком было выведено: «Крысиный яд».
Оказавшись на улице, Ярослав Иванович Пасенков, отклеил бороду, выбросил докторскую шапочку и задумчиво напевая про насупленные бровки зашагал в сторону магазина. День удался.
А Петр Иванович проспав с полчаса, очнулся в прекрасном настроении и рученьки его потянулись к оставленному доктором больничному листу. Он долго не мог врубиться в смысл написанного, а когда врубился, то долго не мог осознать. Вместо больничных рекомендаций на листке были нацарапаны следующие стишки:
Если врач пришел к тебе,
С толстой сумкой на ремне,
Заглуши невольный стон,
А то насупит бровки он.
Стихи были корявые, пасенковские, но Петру Ивановичу не удалось заглушить невольный стон, после прочтения. От досады и перенапряжения он снова потерял сознание и в желудке у него произошел небольшой путч. А настоящий врач к нему в тот день так и не пришел. Занят был. А на завтра Рожок уже и сам на работу побежал, как ни в чем не бывало. Вот и вся болезнь.
ТЕЛЕФОННАЯ НОЧКА
Ночью в квартире Петра Ивановича Рожка зазвонил телефон. А Рожку сон снился про то, как он на гору лезет, а дышать тяжело, а ноги не гнутся, но знает паразит, что если не долезет, то внизу караулят его чудища ужасные, как раз те, что в прошлую ночь за ним по школе гонялись. Ну и что? А ничего, долез, хотя и уморился здорово. Всю простынь намочил, так уморился, а на вершине горы – дед незнакомый. Сидит и смотрит подозрительно с прищуром: «Что, мол, долез, гад?»
Ну гад и отвечает: «Долез!»
Дед тогда дубинку милицейскую резиновую вынимает и говорит:
«Небось, изнасиловать меня хочешь?» Прям как та бабка из анекдота. Рожок перепугался, говорит: «Да, нет, что вы!» Типа насиловать не хочу, но если бить вздумаете, то постараюсь на славу. Откуда ему знать, что там за мысли в голове стариковской. А дед смеется:
«Сейчас я тебя сам, курву, обработаю!»
И смотрит Петр Иванович, а это и не дед уже, а Коля Маленко, только старый-престарый! Противный-препротивный! И уже тазик с раствором подвигает, типа, замурую на хрен, чтоб не дергался и в пропасть. Рожок вниз бежать. А там же чудища! Пасти с клыками, когти наточены. Опять пропотел…
А тут телефон… Рожок проснулся, ничего не поймет. На улице ночь. Свет включил, трубку хвать…
– Але…
А из трубки тишина в комнату льется чужая, незнакомая. Петру Ивановичу бы трубку назад положить, а он допытываться стал:
– Ну что там? Что вам нужно?
В трубке щелкнуло что-то, и потом как бы издалека, голос такой спокойный, меланхоличный, ну как у активных педерастов примерно, доносится:
– Как дела, милый?
Смутился Петр Иванович:
– Какие дела? – спрашивает.
В трубке зевнули и неохотно так отвечают:
– Ну какие там у тебя могут быть дела, старый козел…
Рожок сразу обиделся:
– Кто это звонит? – строго так спрашивает, как следователь на допросе, а сам прикидывает уже: «Это явно кто-то из знакомых звонит. С розыгрышем дурацким. И голос вроде знакомый, а кто не пойму…» А из трубки доносится не менее строго:
– Ты там не прикидывайся! Отвечай по существу. Так, мол, и так. Или ты меня не признал?
Голос зазвучал уже совсем угрожающе, и Петр Иванович поспешно заверил: