Защита - стр. 18
– Она машинистка, и, думаю, ничего.
– Нет дыма без огня. Хочу прийти, взглянуть на неё.
– И смотреть нечего.
– У неё серьёзные отношения с Борисом?
– Да кто это вам сказал? Поверьте, ничего серьёзного!
Дарья Семёновна подумала, что кто-то действительно сбивает Любу с толку. Наверное, Кирилл. Ему-то хоть бы что, а Мокашов всем нравится. Беззащитный «голубчик Мокашов». По слухам, несчастлив с женой. Люба сказала об Инге, его жене: «вроде бы крутит с Кириллом. Есть такое мнение». Так она подумала, а вслух сказала:
– Не знаю, не думаю. Не слушайте никого, сплетниц тут полно.
Снова позвонили из ИПМ:
– Ответ нашли? И как с пропусками?
– Не смотрела ещё, – ответила она в сердцах, – и я не Шива с десятком рук.
– Найдите Левковича. Подсуетитесь, в конце концов.
«Бесцеремонные». Она сходила к зрительному залу и попросила передать записку Левковичу. Затем зашла в экспедицию и отыскала пакет из ИПМ. Он, видно, до этого попутешествовал по факультетам. Был распечатан и в потрёпанном конверте. Она положила пакет с имплозией шефу на стол.
Снова звонили из ИПМ. «Такие не остановятся».
Глава 6
1
С вопросами шеф менялся. Он не был безобиден в ответах. Язык у осьминога – рашпиль, и может работать как сверло, сверля броню прочих защитных раковин. Жалкий, загнанный в угол паучок вырастал в мифического кракена. В огромного Сверрова кракена, о котором и по сию пору ведутся споры: был ли он на самом деле или плод разгоряченного воображения?
«У шефа особенные глаза, – думал Мокашов. – У кракенов они необыкновенные. Блюдечками. Пронзительно смотрят они на тебя. В лучистых морщинках, и закрываются они, как у осьминога: точно шторка задёргивается, как Димкин мешок для кедов… А как его понять? «Вы не просто инженер по диплому. У вас инженерный склад ума». (Обругал или похвалил? Пойди пойми). «Вы как собака: мыслите математически, но не умеете сказать». «К чему вам эксперименты? У вас прекрасная теория. Бросайте свои опыты ко всем чертям».
Нет, он не станет бросать. Это он прежде бросал, в Краснограде. Там у него впервые вышло. А может, он так считал? И верилось, что так будет всегда. Его не трогала поначалу тема жидкого взрывчатого вещества, навязанная ему, до тех пор пока он «глазами бога» не увидел форму распада жидкой струи, её неустойчивости.
Обычно как снимается струя? Летящей в воздухе. И голова струи, разрушаясь, скрывает всё. А он додумался снимать медленно истекавшую струю в спутном потоке воздуха. Снимки получились идеальные. А в темноте, при вспышке, и невооружённому глазу видны её особенности. Оказалось, глаз – очень совершенный инструмент, но ему мешают наслаивающиеся кадры. Ах, как красива картина сверкающей струи! Но на ней не видно видов неустойчивости. А тут они ему замечательно открылись. Перед распадом изгибается струя, как змея, и разрывает её всё то же капиллярное пережатие. В темноте вспышка выхватывает мгновение, и глаз видит форму неустойчивости. Как глаз Бога – идеально. Такое дорогого стоит. Этого не видел никто, как не видели невооружённым глазом разлетающиеся продукты взрыва.
Нет, он не выступит против. Он не герой, и у него своё нужное дело, и верно правило: «Не судите и не судимы будите». Короче, лучше не вмешиваться, закрыть глаза, ходить себе с бутафорской улыбкой Теплицкого и говорить Маниловым одни лишь ласковые слова. И всё получится самым распрекрасным образом. Но до тех пор, пока твоя внутренняя противоречивость не взорвёт деланную идиллию и, возможно, попутно погубит и тебя самого».