Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека - стр. 126
Итак, при средней для Гессена смертности из 10 000 рождающихся лишь немногим более >1/>2, а именно 5 334 выживает до создания нормальной семьи, а 4 666 погибает без потомства. Вместо отношении 1: 9, характерного для естественного отбора у первобытного человека, мы имеем здесь отношение 5 334: 4 666, или приблизительно 1: 0,9; другими словами, естественный отбор здесь в десять раз менее интенсивен.
Конечно, в разных странах и в особенности в разных группах населения размеры отбора значительно колеблются: но в среднем можно признать, что при современных культурных условиях из каждых двух рождающихся на свет только один становится полным производителем, а другой откидывается, как бесплодный. Посмотрим, какими же факторами определяется этот отбор.
1. На первом плане при определении смертности населения стоит смертность детей в течение первого года жизни. Уже в первые 10 дней в Германии умирает около 2 % всех родившихся детей, а в течение первого года около 15 % (за период 1908–1918 гг. maximum смертности в 1908 году – 19,4 % мальчиков и 16,2 % девочек; minimum смертности в 1916 году – 14,7 % мальчиков и 12,4 % девочек). Смертность детей в России значительно выше; за тот же период в Москве maximum смертности детей в течение 1-го года жизни в 1919 году – 29,1 %. minimum в 1918 году – 19,9 %.
Некоторые авторы пытаются умалить значение детской смертности в качестве естественного подбора и приписывают ее случайным недостаткам гигиенического ухода за детьми, утверждая, что там, где этот уход лучше, детская смертность падает и спасенные гигиеническими мероприятиями дети оказываются вполне здоровыми и жизнеспособными. Но целый ряд детских врачей решительно возражает против такого утверждения. Так, Элиасберг[89] среди 80 детей, в Берлинской детской клинике, страдавших летним поносом, находит в 70 случаях ясные признаки конституционных аномалий (экссудативный или нейропатический диатез). Согласно А. Черни[90], «смертность грудных детей является результатом отбора; в громадном большинстве случаев она падает на конституционно малоценных».
Если первый год жизни является решительной пробой главным образом на пищеварительную функцию, то последующие, с их инфекционными детскими заболеваниями (корь, скарлатина, дифтерит и коклюш), испытывают способность организма противостоять инфекциям. В общем не подлежит сомнению, что первые годы жизни – годы интенсивной борьбы за существование; те, кто благополучно выживают, сильнее, выносливее и от природы более приспособлены, чем те, которые погибают. Высокая детская смертность, столь характерная для русской малокультурности, является предметом зависти для многих иностранных евгенистов, так как она поддерживает известный уровень врожденных физических свойств.
С другой стороны, характерны различия в смертности грудных детей среди разных групп населения; так, по данным, Конрада, для Галле смертность грудных детей:
У высших чиновников и академических деятелей 4,3%
Приказчиков 11,3%
Самостоятельных купцов 13,0%
Средних чиновников 13,5%
Низших чиновников 14,2%
Квалифицированных рабочих 18,7%
Чернорабочих 24,1%
Вряд ли можно согласиться с Ленцем, который приводит эту таблицу, утверждая, что эти цифры говорят о различии «наследственного предрасположения в различных хозяйственных классах». Параллелизм этих цифр с уровнем материальной обеспеченности и в особенности с уровнем культурного развития заставляет прийти к заключению, что более обеспеченные и более культурные семьи умеют даже слабых детей уберечь гигиеническими мероприятиями от болезни и смерти. Именно этой низкой детской смертностью и объясняется, вероятно, то обстоятельство, что академические деятели, высшие чиновники (и их потомство) в Германии, как и у нас, отнюдь не блещут особым здоровьем и выносливостью.