Запрещенные друг другу. Обнуление чувств - стр. 38

Вал уставился в спину Студинского, чувствуя, как начинает покалывать за грудиной. Это ведь не то, что он подумал? Похер, что не пришла. Главное, чтобы тот долбо*б ничего ей не сделал.

— Что ты смотришь? — перехватил пораженный его взгляд Егор, повернувшись. — Не знаю я. Ни разу её не видел после нашего знакомства. Племянница её, Марина, она да, шагу не давала ступить, умоляла едва не на коленях разрешить проведывать тебя и это, прошу заметить, сразу после того, как пришла в себя. Вот знаешь, как бы я к ней не относился после всего, но только она сидела возле твоей койки на протяжении четырёх недель. Ты бы видел её мать, та её даже за волосы таскала, орала тут, как ненормальная, запрещая контактировать с тобой, а той хоть бы хны. Непробиваемая. Ах, да, оказывается, тебя можно поздравить? — подмигнул, вспоминая, как впервые узнал о столь грандиозной новости и, судя по тому, что Вал не округлил глаза, он знал предстоящем отцовстве ещё до нападения.

— Проехали, — буркнул тот, откинувшись на приподнятую подушку. Разговор по-своему утомлял, внимание стало рассеиваться, но виду не подавал, не понимая, откуда взялось паршивое предчувствие.

Повисла напряженная тишина, от которой становилось не по себе. Есть же интуиция, проницательность, шестое чутье, что давит на сердце, не позволяя вдохнуть на полную грудь, словно заранее предупреждая о грядущем ударе.

— Слушай, можешь дать свой телефон, а то мой похерили, — поднял с подушки голову, пытаясь принять вертикальное положение.

— Зачем?

Вал некоторое время смотрел Егору в глаза, пытаясь определить: то ли у него не всё в порядке с сообразительностью, то у Студинского.

— Юльке позвоню. — Ведь не знал ни где она, ни что с ней. В ту ночь она загремела в больницу. Почему? Что случилось? Сейчас эти вопросы перекрывали кислород, вызывая легкое головокружение.

— Не дам, — прозвучало невозмутимо. Вал напрягся ещё сильнее, поддерживая истощенное тело на подрагивающем локте. — Извини, конечно, но он тебе не пригодится.

У Дударева на лбу выступила испарина. Закусив до крови губу, попытался подняться, но выдержка самым гнусным способом подвела его, опрокинув обратно на койку.

— Ты о чем?

Егор вскочил с кресла и подошел к окну, забарабанив по подоконнику пальцами. С чего начать – не знал. Казалось, всего несколько слов и всё, правда раскрыта, но твою ж мать… Такой правдой можно было и убить. Вал и так едва переводил дыхание, пытаясь казаться крепким орешком, но на деле… На деле он был слаб, вял, лишенный той жизненной силы и стойкости, что могла поддержать при падении. Конечно, днем раньше, днем позже – не имело значения, но обрушить сейчас ему на голову всю правду равнялось едва ли не ударом ножа в спину.

Ч-чёрт…

— Вал, давай не сейчас, а? Окрепни, стань нормально на ноги…

— Егор! — заскрипел зубами, отчего на впалых щеках вздулись желваки. Невыносимой тяжестью что-то уже легло на плечи, смысл тянуть? — Или ты сейчас всё рассказываешь или…

— Да я твое упрямство! — воздел руки к небу, разозлившись. — Нет твоей Юльки, понимаешь? Нигде нет. Можешь звонить сколько душе угодно – хрен дозвонишься. А всё почему, знаешь?

Вал молчал. Мощная грудь высоко и часто вздымалась, готовая вот-вот надломиться от распирающего изнутри давления. Что… мать вашу… он несет?