Заповедный омуток. Иронический детектив - стр. 19

– Помню, помню, – весело перебил Колян. – Приговоренный Робеспьер, едва сдерживал естественные позывы организма опорожниться, а вампир Гульфик ерничал и смеялся в закрытое маской лицо палача.

– Еще бы тебе не помнить, – Гульфик перевел смеющийся взгляд на Петровича и пояснил. – Коляну доверили зачитать приговор. Мы веселились, устраивая революции и перевороты по всей Европе. Погибали в бесчисленных сражениях и на дуэлях, уверенные, что бессмертие – это навсегда, жизнь не кончится, а молодость продлится вечно. Отвлеклись.

– Да, пожалуй, следует вернуться к теме, Петрович улыбнулся краешком губ. – Сейчас вы больше люди, чем тогда, а людям свойственно дорожить шкурой.

– Пытошный, жизнелишающий прихват Жоржева папа не занимал много места, – Гульфик усмехнулся, выговорив «папа» на французский манер. – В выходные и праздничные дни, он загружал инструмент в шарабан, давал сыну вожжи в руки и отправлялся на, как сейчас говорят, шабашки и калымы в предместья и ближайшее Подпарижье. Цена профессионалу всегда высока, папа работал не лениво, а потому и лишний таллер в доме водился. Папа, воспитывая наследника, заставлял колоть дрова и рубить сучья всем соседям. Юный Жорж скоро научился с маху делить вдоль десятисантиметровую соломину – точный глаз и верная рука, но, увы, не хотел просто и тупо сносить головы. Расспрашивал приговоренных, о чувствах, ими испытываемых, пытался узреть отлетающие от тела души, и довел папа до инфаркта вопросом, какого рода наслаждение испытывает он, когда голова казнимого отделяется от туловища? Осиротев, быстро спустил тяжким папиным трудом нажитое и стал своим во всех высоких Парижских притонах. Любитель оторваться в веселье. Помогал устраивать лотереи при европейских дворах. Делал деньги развлекаясь. Нарвался на Казанову, и тот убедил мальчика, что однополая любовь только половина наслаждений, но, кажется, мальчик не жалеет. Мнимозина – несерьезное крайне существо…

– И действующий штык вашей команды!?

Гульфик, оборванный на полуслове, попытался протестовать:

– «Каждый сам за себя!» Мы соблюдаем закон братства.

– Брось, – оборвал Колян. – Скажем так: мы вытаскиваем и поддерживаем брат брата… порой, время от времени, в случае непредвиденных обстоятельств. Гульфик, Мнимозина, я и Джульетта.

– Четыре мушкетера, – улыбнулся Петрович. – Дружба, проверенная временем. Или… не проверенная?

– Пока никто не подводил, – обиженно проворчал Гульфик.

– Хорошо, – Петрович подлил себе вина, глазами показал Коляну на кувшинчик. Вампиры выпили крови и захрустели салатом с молодой картошкой. – Берите горчицу, старуха у меня хорошо ее делает.

Колян густо намазал корочку, откусил и остался с открытым ртом, глотая воздух.

– Что, злая горчичка? Душу вложила старушка, – переждав смех, вернулся к делу. – Расскажи про Кастрата.

– Он сам по себе. Художник, философ и поэт. А что еще остается при его сущности? – разъяснил Колян и первым засмеялся своей шутке. – Даже в психушку загремел за творческим опытом.

– Где и развернуться поэту, как не в дурдоме, – проворчал Гульфик. – Обитатели непредсказуемы, а их поступки тем более. Достал меня однажды своими виршами, – и, не почувствовав возражений, выразительно, как пятиклассник на уроке литературы, продекламировал: