«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - стр. 43
– Гражданка Косарева, вы сегодня собираетесь давать показания? Или я могу вызывать помощников?
«Помощники» – это бравые молодцы, специалисты по пыткам из особого подразделения.
И вдруг Аршадская услышала, как Мария Викторовна ответила:
– Собираюсь. Пишите. Да, я действительно являюсь шпионкой английской разведки с 1935 года. Меня завербовал родной брат, Нанейшвили Павел Викторович, арестованный в 1936 году и отбывающий ныне наказание…
– Так-так! – обрадовалась Аршадская. – Нельзя ли об этом подробнее?
Уличали как бы во лжи, требовали другого, снова били.
И вдруг через несколько месяцев допросы стали стихать. Они проходили уже более вяло, как бы пассивно. Потом ее и вовсе оставили в покое, она сидела в камере, ждала своей участи.
А опытные сокамерницы говорили: «Не трогают? Значит, милая, считай, нет твоего мужа на свете. Тебя же и взяли из-за него…»
Мария только спустя годы узнает, что женщины были правы: Александра Косарева к тому времени и вправду не было в живых.
А еще через год, 28 февраля 1940 года, по указке Берии, Марию Нанейшвили-Косареву приговорили к исправительно-трудовым работам на Таймыре, в Дудинке.
С формулировкой «на вечную ссылку».
Мама мне рассказывала, как бабушку везли на одном из судов-тюрем вместе с другими заключенными, мужчинами и женщинами, уголовниками и «политическими». А поэтому ей досталось то же, что и остальным: шмон с раздеванием, на обед сырой, почти жидкий хлеб, баланда, сваренная будто из силоса. Стылые бараки, где утром волосы примерзали к подушке.
Сидела Мария вместе с уголовниками-рецидивистами, на которых было по многу убийств. Для них убить – как чихнуть.
Однажды всех заключенных повели в баню, женщины впереди, мужчины сзади, уголовники тоже. Они начали приставать к женщинам, шагающим впереди, стукая их по ягодицам, пытались лапать. Бабушка рассказывала, как она в тот момент напряглась в ожидании шлепка. А когда дождалась, развернулась да изо всех сил ударила уголовника по лицу мешочком с банными принадлежностями.
Ее могли убить сразу, в ту же минуту. Но нет. Не убили. Начали уважать.
Все это продолжалось, пока ее едва живую, доходягу, не перевели с общих работ в контору.
Началась так называемая вечная ссылка.
Интересно, что знали эти красномордые чиновники о вечности?
Исправительно-трудовые работы – это не просто ссылка, то есть проживание в том месте, которое определил суд. Это по сути принудительный и весьма тяжелый труд безо всяких выходных и отпусков, только не за колючей проволокой и вышками, а в поселении. Хотя с тем же режимом, плановыми проверками и ежедневными унизительными обысками одежды.
На советско-сталинском уровне – оскорбительная жизнь, полная унижений, абсолютная зависимость от начальников, которые могут на тебя настучать, ограбить, отняв последнее, – особенно худо, когда забирали теплые вещи, – могут изнасиловать. Круглосуточная зависимость от людей с оружием, которые за тобой присматривают.
Что такое жить в Дудинке, в одном из балко́в? То есть в вагончике без колес? Их выстраивают по кругу в кольцо. Потому что в пургу ничего не видать, мгла, и если выйдешь по нужде, если не уткнешься пусть даже в чужой бало́к, можешь не вернуться, замерзнуть.
Жить в Дудинке – это значит, жить на Крайнем Севере, за полярным кругом, где полгода ночь, мгла, а потом восход солнца встречают на берегу Енисея как праздник, и полгода день.