Заплатки - стр. 3
– Знаешь, была такая святая Люция. Давно, в Сиракузах. Ей вырвали глаза…
– Слава Советам, сейчас другие времена!
– Бабушка всё таки настояла на имени Людмила… Уйду я, Василиса! Завтра же уйду! В училище. На углу Воскресенской и Ленина, знаешь? Там требуются… объявление на столбе. Выучусь детишек учить.
– И то дело! – Василиса бестолково задвигала чашкой с торчащим хвостиком чайного пакетика. Потом выпалила:
– Я бы в стюардессу пошла! Чтоб причёска и на шее прозрачный шарфик. Пилот такой весь брюнет. Улыбка. Фуражка. «Полетаем, – спрашивает, – Василиса Викторовна?». А я серьёзная, жуть: «Проходите в кресло, командир. К полёту готовы!».
Василиса опустила глаза. Пальцы теребят пачку печенья «Столичное».
– Только бабка всё болеет, а Юрка… Вчера оболтусу пиджак и ручки-тетради купила. А ты спроси, сколько денег оставила спекулянтам! Теперь вот Жанка эта… Да пусть её приезжает, угол найдём. Чего девке в деревне пропадать!
– Хорошая ты, Василиса, – растягивая губы в улыбке, Людмила почувствовала кровь на губе. – Своди сына в кино с китайцами.
– Чего там?
– Смешно.
– Билет, поди, буханку хлеба стоит, – вздыхает Василиса.
Длинный гудок гудит конец обеда.
С завода Людмила ушла. Не сразу, конечно. Под причитания Василисы: «Без денег девка, да совсем сирота» – отработала положенные две недели, прошаркала метлой под «вологодских ребят». Покрикивала на обладателей тяжёлых грязных сапог, поднимала глаза от трещин на асфальте. Гоняла ворон. И улыбалась.
Заплатка вторая. Романтичная
Дали Людмиле койку в женском общежитии по улице Первомайской. Хорошая комната. Три на четыре метра, две соседки, пружинная кровать, на обоях вырезки белозубых мужчин из модных журналов, а в окно лезет настойчивыми ветвями липа. Чего ещё для счастья надо? В один заход перевезла своё богатое хозяйство – рюкзачок да дерматиновый пузатый чемоданчик.
К тому же здание общежития – дореволюционное, с лепниной, с толстыми стенами и стойким запахом кипяченых тряпок. Открывайте тяжёлую украшенную бронзовыми бляшками дверь и поднимайтесь по стёртым ступеням. В холле обязательно наткнётесь на мешанину из вязаных кофт, шарфов и безрукавки с карманами.
Это Нинель Марковна – бессменный и незыблемый вахтер общежития. Женщина потеряла в далёкую молодость мужа, Броню, Бронислава, поэтому закрывала глаза на попытки проскользнуть мимо неё гостей мужского пола.
Бывало, окинет взглядом щуплую мальчишечью фигуру и кивнёт:
– До девяти! Ишь, детки-конфетки, женишки-лопушки!
Иному же грудью перекрывала вход на этажи:
– Ты пьёшь вино, твои нечисты ночи,
Что наяву, не знаешь, что во сне!
Ухажёр нервно шарахался от громкого гласа вахтёрши.
– Не пущу, и точка! – и эхо отскакивало от высокого куполообразного потолка. – Ещё «спасибо» скажешь, девка. Не Броня он, и ног твоих он не достоин лебезать!
…ать! …ать! – хихикало эхо.
Не помогали ни угрозы, ни подношения в виде ромашек и дешевого вина. Но потом, когда обманутая и брошенная Галочка, Ниночка или Любочка рыдала в вязаную безрукавку с карманами, Марковна приглушала бас:
– Ну-ну, ты девка удачливая: встретишь ещё своего Бронислава.
Я свободна, ты свободна!
Завтра лучше, чем вчера!
И гладила по голове жертву несчастной любви, пока не заканчивался слезоразлив. Затем одёргивала промокшую безрукавку и вручала девушке завёрнутую в промасленную бумагу котлетку.