Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - стр. 22

Никакого чуда, просто долгие и изнурительные тренировки: во время своей ссылки на острова Агриппина наловчилась, ныряя за губками, отлично держаться на воде.

Видя, что и этот шанс бездарно профукан, Нерон в ярости отправляет на берег солдат с нехитрым приказом: добить! Увидев приближающихся легионеров с мечами наголо, Агриппина жестом показала на живот: сюда бейте. Жаль, что сейчас это происходит, а не в год, когда этот ублюдок еще на свет не вылез.

Тело Агриппины Нерон сжег той же ночью. В Сенат же улетело написанное рукой Сенеки письмо: дескать, так и так, наша Юля попыталась убить нашего любимого императора, но была так расстроена неудачей, что суициднула, бросившись на меч… сколько там раз?

Сенат тут же прислал ответную цидульку: мол, поздравляем… сорян, соболезнуем, крепитесь, счастье-то какое, много там не пейте на поминках. Прах Агриппины с милостивого дозволения Нерона ее домашние рабы захоронили в неприметной гробнице в Мизенах, что под Неаполем.

Нерон же, пусть и сохранял внешнее спокойствие, не раз потом признавался, что матушка является ему в кошмарных снах. Зато угроза трону была купирована. Нерон все больше вживался в роль самодержца.

В Сенате было обрадовались, что амбициозная матушка императора теперь Харону мозг выносит и всякую хтонь строит и воспитывает в царстве мрака. Ведь поначалу Нерон показался вполне себе удобным правителем. И даже обещал сенаторам, что сделает из Рима их любимую ностальгическую республику – просто под его короной. И в первые годы его правления все действительно выглядело красиво и обнадеживающе. Завязав шляться по бабам и кабакам, Нерон четырежды побывал консулом в промежутке с 55 до 60 года – и побывал не номинально, а с полной, так сказать, рабочей нагрузкой. А уж с такими советниками, как Бурр и Сенека, решения принимались одно краше другого.

Поприжал он юристов и ростовщиков, поддержал вольноотпущенников (не дал пропихнуть закон, позволяющий вольноотпущенника снова в раба обратить), отменил таможенные пошлины купцам, которые ввозили хлеб и прочее продовольствие морем. Хотел было поотменять все непрямые налоги, но нашлись умные люди в Сенате, отговорили: мол, казну-то на какие шиши пополнять? И ведь прислушался он к ним, отменять не стал, но почти вполовину снизил, а заодно повелел, чтобы обо всех непрямых налогах гражданам объявлялось публично: за что, с кого и сколько. Надо ли говорить, что в те годы плебс Нерона боготворил?

Ну а поскольку не хлебом единым сыта римская публика, то и о зрелищах позаботился император. Он распорядился построить несколько театров и пригласил греческие труппы в них играть (неоднозначный шаг в глазах ревнивых гегемонов, и потом он тоже аукнется, но то будет потом), он стал устраивать поистине масштабные гладиаторские бои. А еще Нерон стал первым, кто ввел пятилетки. Не верите? Ну и ладно. Так-то, если разобраться, его пятилетки и те, которые были в СССР, сильно отличались: если в Союзе это был план пятилетнего развития хозяйства и экономики, то в Риме – праздник, посвященный каждой пятой годовщине правления императора. И назывался такой фестиваль Quinquennialia Neronia.

Что касается границ империи, то Нерон решил (или согласился с тем, что ему Бурр и прочие советники подсказали), что двигать их не стоит: тут бы переварить то, что предшественники откусили. И так вон то с парфянами за Армению приходится бодаться, то королева Боудикка в Британии фестивалит со всем своим кельтским пылом, то иудейское казачество восстанет…