Записки одессита: часть вторая – послеоккупационный период - стр. 8
Произношение одесситов послевоенной поры было быстрым и невнятным. Падежи, наклонения и прочие лингвистически тонкости не имели никакого значения – главным признаком ораторского таланта считалась способность понятно донести до слушателя свою мысль. Недостаток аргументов и красноречия чаще всего компенсировался громкостью: иногда брали «на горло» или «на бенемунес» (это когда кто-то кричал: «не, это я тебе таки клянусь!»)
Учительница русского языка порой делала ученикам замечания, а нам было непонятны ее претензии: ведь все же понимали сказанное, а она нет. Дети легко запоминали стихи, но читали их со своеобразной интонацией:
Я знаю? Город будет?
Я знаю? Саду цвесть?
Мария Александровна охватывала свою голову обеими руками, потом быстро доставала валерьянку: «Кто учил вас так читать стихи?»
– Как это кто учил? Вы учили и в книжке напечатано так!
Педагог волновалась, а класс затихал в непонимании.
Сложнее было объяснить причину неготовности к уроку.
– На нашем калидоре было нема свету…
– О чем ты говоришь? На каком-таком «калидоре»?
Родители как умели, пытались внушить нам уважение к старшим, а тем более к учителям. Подчиняясь, дети изо всех сил старались говорить предельно вежливо и корректно.
– Мария Александровна, пожалуйста, не гоните тюлю, я ведь правду сказал! – и ученик честными глазами всматривался в глаза учительницы. Неужели не поверит? И почему она, взрослая, «не догоняет» простых житейских истин?
«Русачка» иногда пускалась в критику зарубежных литераторов. Она попрекала Ремарка в безнравственности, приводя в пример его роман «Три товарища».
– В этом, извините за выражение, произведении герои постоянно пьют какой-то кальвадос и безобразят. Если бы наши советские писатели, такие как Михаил Шолохов, Борис Полевой или Александр Фадеев … Нет, я даже не могу себе представить, чтобы они пропагандировали бы пьющих молодогвардейцев или гуляющих по ресторанам коммунистов с невестами не первой свежести!
– А что это за невесты? – спокойно спросил сидевший на первой парте Миша Флейшмахер.
– Спроси у своего папы, он точно знает! И совсем не лишние сто грамм боевого пайка определили поведение комсомольца Александра Матросова! – продолжала урок учительница – советские литераторы никогда не пишут о похабщине, воспеваемой империалистическими писаками. Сами никогда не пили водку и шмурдяк, и другим не советуют!
Вова Будниченко жил неподалеку от Привоза и не понаслышке нал о приключениях бывших партийных товарищей.
– Мария Александровна, а правда, что Сильва до войны была комсомолкой, а при румынах спилась?
– А где ты читал о таком в советской литературе? На Привозе, по-твоему, что – Союз писателей СССР?
– В Одессе, чтоб вы знали, написали Ильф и Петров про золотого теленка! – Вова торжествовал. Про книгу знаменитых сатириков он точно знал: об этом говорил его папа.
– Вова, – смягчилась Мария Александровна – а кто в этом произведении был комсомольцем?
– Наверное, Остап Бандера – у Буды перемешались в голове рассказы учительницы украинского языка и отцовские – ничего, я у папы спрошу, он всех ханурей с Привоза знает.
– Ладно, Вова, садись уже. Мы сегодня обсуждаем совсем другую тему, а именно роль комсомола в советской литературе и чем отличаются наши писатели от империалистических бумагомарак…