Записки одессита: часть вторая – послеоккупационный период - стр. 15
– Так вот, под самым нашим носом позволяют себе разворовывать подметки наши заслуженные сапожники, а их поощряет ежемесячными премиями ихний бригадир – коммунист Гиперштейн, вместе со своими собутыльниками – вышестоящими коммунистами!
По реакции собравшихся Изя понял, что его в очередной раз «занесло». Он украдкой взглянул на президиум, на тех, с кем выпивал Миша Гиперштейн, срочно схватил стакан с водой и выпил его до дна.
– Но это не то главное, что я хотел сказать. Куда подевалась красная краска, цвета нашего флага, товарищи? Это в цехе, где работает бригадиром коммунист Фукс! Я вас спрашиваю, и скажу…
Возле самой трибуны уселся Изин друг Шмойсер, тоже опасавшийся Рабиновича в такие минуты:
– Изя, бикицер! (в смысле, скорее закругляйся).
– О!.. Бикицер тоже вор! Сейчас я про него всё расскажу!
– Изя, при чем тут я? – Лёва Бикицер возмущенно вскочил со своего места – я же ж ничего не крал, могу забожиться здоровьем товарища Сталина!
– Забожись лучше своим …, вспомни, что ты продавал барыгам на Привозе в субботу?
– В эту субботу я на Привозе не был, я ходил со своим папой в синагогу…
– Вот ты и попался!!! – Изины глаза заблестели.
В это время на трибуну вырвался коммунист Кац. Он с силой вытолкал Рабиновича, уже раздувшегося как пузырь:
– Подожди, я еще не все сказал про Левку Бикицера!
– Потом расскажешь – оборвал Изю Кац.
Зал облегченно вздохнул. Председатель продолжил собрание.
– Конечно, когда весь трудовой народ строит для нас коммунизм, и у нас имеются недостатки… Но почему Изя назвал фамилию нашего уважаемого бригадира Гиперштейна первой? Он, получается, первый вор нашей артели?! Если бы все воровали столько, сколько Миша, так мы давно бы уже построили коммунизм, и давно бы про него забыли… У меня все.
Подпрыгнул на своем стуле с протянутой вверх рукой коммунист Фукс. Секретарь это заметил, и дал ему слово.
– Наш уважаемый товарищ по партии назвал меня вторым по счету ворюгой. Как про меня вообще можно говорить на таком уважаемом собрании? Той красной краски было, как кот наплакал, там и красть было нечего! Посмотрите внимательно на эту зажравшуюся морду – по ее размерам можно судить, кто тормозит наше движение к коммунизму…
Вскакивает как от укола в задницу коммунист Перельштейн и кричит с места:
– Вы все только что слышали, как этот адиёт, когда смотрел на мене, сказал: «посмотрите на эти зажравшиеся морды…» Так почему он увидал только мою морду? Он не мог посмотреть на наш уважаемый президиум? – Перельштейн, не выбирая слов, стал выкрикивать нехорошие мысли в адрес руководства артели.
– Я не давал Вам слова, товарищ Перельштейн – заволновался секретарь партбюро, но остановить Мишу ему не удалось.
– Да, мы все – таки товарищи, – он еще резче повернулся лицом к Фуксу, – но ты, сука, попомни!
Секретарь быстро встал из-за стола:
– Слово предоставляется коммунисту с довоенным стажем товарищу Керцнеру!
– Товарищи коммунисты, – спокойно начал свою успокоительную речь худенький старичок – Ви усе знаете, что моя бригада пэрэдовая, которая красыт кожаные палто и куртки. Мы красть ничего не могём. Я могу толькы обсуждать усякых вокруг. Мы, скорняки, не имеем, что красть, и наоборот, за свои честно заработанные деньги покупаем качественный коньяк для обработки кожи перед выкрашиванием…. Спасибо товарищу Сталину и нашей родной партии, что у мене скопилось столько копий чеков за коньяки…