Записки нечаянного богача – 3 - стр. 4
Второй раз Серёга снова начал со сводки со своих-наших финансовых фронтов, которую я теперь слушал гораздо внимательнее, потому что понимал уже значительно больше. А ещё рассказал про некоторые бизнесы, предположительно имеющие непосредственное отношение к Михаилу Ивановичу, и рекомендовал, если о том зайдет речь, не отказываться в них поучаствовать. А то, сказал, какой-то однобокий я получался инвестор. Недостаточно диверсифицированный. На этом словосочетании я отпустил вожжи внутреннего фаталиста, который, кроме того, что снова проголодался, так ещё и проявил на свою беду интерес к этой беседе. Слушая про ставки, индексы и доли он бледнел и отдувался. На словах про какие-то дивергенты, диклофенаки или деривативы, я не запомнил – вообще чуть лаять не начал. Упрёк в недодиверсифицированности он, да и я, впрочем, восприняли как личное оскорбление, притом откровенно матерного свойства, отреагировав, как нам казалось, вполне симметрично. По крайней мере, проходивший мимо Антон сбавил шаг, а в середине реплики, когда мы прервались на долгий вдох, показал большой палец. Короче, Серёга понял, что зря начал грузить меня на отдыхе, но последние слова оставил всё равно за собой, по-ихнему, по-лондонски. Ими были «сам пошёл ты!», которые он с смехом прокричал в явно докрасна раскалившуюся трубку, которую тут же и повесил. Ну, то есть отключился.
Так вот на третий день, когда Михаил Иванович вернулся в семью, как всегда внешне расслабленный и невозмутимый, как здешний маяк, мы снова зашли поужинать к дону Сальваторе, чей ресторанчик облюбовали Второвы с первого визита в эти края. Я не раз ловил себя на желании назвать хозяина Самвелом, потому что очень уж он был похож – носатый, в теле, с усами и мудрыми глазами в обрамлении хитрых морщин. В бокалах, похожих на крупные тюльпаны, у нас золотился прекрасный местный херес, который внутренний фаталист, видимо, знакомый с творчеством Пикуля, пренебрежительно называл «мадерцей». Солнце почти зашло за черепичные крыши домов возле громадной колонны морского ориентира.
– Напомни-ка, Дима, как ты относишься к старинным кладам? – с хитрым прищуром спросил он, когда мы встали к перильцам, я – покурить, а он за компанию. А я-то было подумал, что это он просто против солнца сощурился. Внутренний скептик, взвыв бранно, саданул по лбу, да не до звона, а аж до хруста. Кажется, даже у меня в ушах зазвенело.
– Ну как вам сказать, – начал я плавно и издалека, пережидая, пока скептик проорётся, опасаясь случайно повторить один из его перлов, бывший бы явно некстати, – пожалуй, всё с той же настороженностью. Но уже чуть получше. Если только их не придется потом раздаривать под шаурму у Абрагима. То есть Сулеймана.
Второв начал улыбаться с первых моих слов. К середине уже смеялся тихо. А под конец подставил мне правую ладонь, по которой я с удовольствием хлопнул.
– Кажется, Надь, наши мужья опять затеяли какую-то, как мой говорит, каверзу, – раздался совсем рядом заинтересованный голос Лены. Она подошла и обняла Михаила Ивановича сзади.
– Везёт тебе, Лен. Мой вот ничего не говорит обычно. Только потом каждый раз обещает никогда и ни за что так больше не делать, – с наигранной сердитостью в голосе ответила Надежда, хотя глаза улыбались двумя радугами.