Записки из Торфянска - стр. 17
– Пирожки обязательно! Очень вкусные! – пискнула аспирантка Петра Семеновича.
– А чем это вы недовольны, уважаемая?
У нас тут между прочим праздник. А вы… А вы…
А вы вообще голосовали за меня? – пропитым голоском вопрошал Геннадий Антонович.
– Я за коммунистов всегда голосую. Вам доверия нет никакого! Твари, предатели! Чубайсово отродье. И вы такой же, Петухов. Подлипала и приватизатор. Да я в этом здании… Да я! Да мы с Петром… в лучшие годы! Ох, мне плохо! – пенсионерка так умаялась, вспоминая лучшие годы времен застоя, что свалилась в обморок.
Родственники, вытаращив удивленные глазенки, не знали, чего и предпринять. Добродушный депутат кинулся к женщине, приник к пухлым губам. Приводя супругу покойного в чувство, он невольно, сам того не зная, оживил Людмилу Васильевну, уже готовившуюся встретиться с мужем на том свете.
Раздались бурные аплодисменты. Новая Россия протянула руку помощи России старой. В этом жесте режиссер Петухов усмотрел лучшую кульминацию, предложив отпраздновать день рождения нового человека и помянуть смерть старого вместе. Заслышав неординарную, но смелую идею, люди разного достатка и свойства, возраста и вероисповедания бросились обниматься с совершенно чужими для них людьми. Инженеры целовались с программистами, депутаты обжимались с преподавателями, кассиры танцевали с коммерсантами, бухгалтеры закусывали с девелоперами.
Рекой лилось шампанское, до которого добрались и несовершеннолетние.
Дети упивались безвластием на этом празднике жизни, где они смогли дорваться до бурбона и портвейна.
Дамы бальзаковского возраста пили на брудершафт с секретарями и клерками, годившимися в сыновья, прикусывая жареными раками.
Всуе античного веселья разбили Петра Семеновича, истоптав парадный портрет труженика тыла и почетного профессора нескольких университетов. Затихло и дитя. Папаша с мамашей, недавно выписанной из стационара, развлекались как в последний раз, танцуя и венский вальс, и пламенное фламенко, и страстное танго. Выглядело это все потешно, но в завершении этого концерта раздались пламенные аплодисменты. Овации опьяняли молодых родителей, утративших связь с реальностью.
Вся вакханалия длилась до утра, покуда не показались первые лучи солнца. Возвестив о своем приходе, оно напомнило веселящимся о расплате по счетам. Анатолий Сергеевич успел составить опись поврежденного имущества. Пьяные, увеселенные граждане потянулись за кошельками. В импровизированный «общак», представлявший из себя склеенный в разных местах цилиндр Петухова, украденный им из театра, бросали ожерелья и кольца, колье и серьги, купюры и дебетовые карты.
К середине дня «Купчина» был очищен от пенсии, подписных листов и «черной» зарплаты. Анатолий Сергеевич подсчитывал барыши, делясь с настоящими героями производственного фронта: официантами, поварами и музыкантами. Четверть ушла на ремонт, еще четверть – на выплаты сотрудникам. Оставшееся предприимчивый ресторатор вложил в акции нефтегазовых монополий и крупнейших банков страны.
Теперь он рассекает на раритетных автомобилях времен «ревущих двадцатых». Петухов обзавелся личным водителем и молодой любовницей.
Первый человек в городе, он прикупил несколько дворянских усадеб, выставленных городскими властями на продажу за копейки. Там он открывает выставки и устраивает балы. Каждый перед ним раскланивается, бывшие коллеги по театру расшаркиваются, вымаливая новых и новых вложений. Его люди везде и всюду: ходят слухи, что он готовится к выдвижению в губернаторы одной из областей в центральном федеральном округе. Уже поминутно им расписана его похоронная процессия, на банковском счете лежит несколько миллионов.