Записки из Торфянска - стр. 15
По личному распоряжению хозяина ресторана тощего поваренка отправили на птичий рынок, где следовало бы прикупить по хорошей цене, предварительно сторговавшись, несколько уток. Этих самых уток нещадно рубили повара постарше, бесперебойно шинкуя ощипанных птиц. Через добрый час обыкновенная кряква превращалась в «индийского фазана».
Вместо итальянских вин Амароне и Барбареско в фужерах слуг народа оказался алкоголь попроще. Обливая друг друга красным полусухим и белым полусладким, гости заливались истеричным смехом.
Лавируя между столов, официанты только и успевали подкуривать сигареты. Мужчины выдували кольца, соревнуясь, у кого получится больше. Несчастное дитя в корзинке, в которых обычно подкидывали рожденных вне официального брака, играло с погремушкой. Крики будущей принцессы муниципальной заглушал вой нерадивого папаши и его друзей, начавших исполнять самые похабные песни времен своей молодости.
Когда Петухов, желая проведать скорбящих, неожиданно притихших в последние часы, пронесся мимо Геннадия Антоновича, тот с силой подтянул хозяина к себе.
– Дорогой, включи Мишаню. Мишаню Круга. Выруби ты этот оркестр свой. Откуда эта скрипка или контрабас, хрен поймешь. Нашу давай, – похлопывая по плечу Анатолия Сергеевича, он скалил вставные золотые зубы.
В них отразилось все благоговение и пиетет перед начальствующими. Хозяин ресторана, не чуравшийся самых необычных пожеланий клиентов, умудрился угодить и тем, и другим. Проход в другой зал завалили свободными стульями в надежде заглушить звуки «Реквиема». Оказавшись в полутемном помещении, где доедали буженину с чесноком и щуку, тушенную в красном вине, мужчина, подобно чайке, замахал руками, приказывая играть тише. Через несколько минут грянул Круг и его коронная «Водочку пьем».
Возмущенные шумом и пляской на костях, родственники усопшего повыскакивали из-за столов. В стены, отделанные декоративным камнем, полетели грязные тарелки и бокалы. На корабле Петухова поднялся истинный бунт. Сидевшая в прострации Людмила Васильевна прижималась к портрету мужу. Солоноватые слезы испортили макияж. Измазавшись в туши и помаде, женщина пыталась угомонить гостей, сознавая, что попытки ее тщетны.
И вместо того, чтобы отключить романсный шансон, Анатолий Сергеевич в привычной манере дирижера отдал приказ об увеличении громкости. Усердствовали скрипачи, из последних сил насилуя струны. Одинокий пианист, перевязав кровавые пальцы и выпив залпом рюмочку беленькой, застучал по клавишам. Продавливая их, музыкант-недоучка из местного училища отрабатывал гонорар. Молодой Шопен был устроен дядей – хозяином «Купчины».
И чем громче играли польского романтика, чем звонче звучала виолончель и свистела флейта, тем интенсивнее прибавляли громкость на буферах в соседнем зале. Муниципальные депутаты снесли пару столов в порыве страсти, пустившись в пляс. С каждой минутой камерная музыка все более и более сливалась с шансоном в единую какофонию. Заупокойный плач арендованных плакальщиц, ряженных в рваные народные костюмы из городского дома культуры, смешался с поросячьим визгом.
– Ну это же просто невозможно! Дайте поесть спокойно! – племянница Шурочка была готова истязать соседствующих с ними весельчаков.
– Никакого уважения к нам. А ведь у меня докторская степень и партийный билет до сих пор сохранился! – заголосил Антон Павлович, приходившийся коллегой покойному. – Ох, Семенович,