Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - стр. 125
В 1900–1901 гг. мне часто приходилось бывать на собраниях сотрудников некоторых журналов у А. М. Калмыковой[77] в её квартире на Литейном проспекте рядом с пользовавшимся тогда большой известностью книжным складом. На этих собраниях находили самый живой отклик и обсуждение все события общественной жизни. Здесь встречались довольно далёкие друг от друга по своим социальным воззрениям представители оппозиционных кругов от Ф. И. Родичева[78], Дмитрия Ивановича Шаховского[79] и В. В. Хижнякова[80] до С. Н. Прокоповича[81] и гораздо более радикальных представителей тогдашней литературы. Всех объединяло нараставшее понимание общественного подъёма, недовольство атмосферой политического застоя, стремление к раскрытию путей для организации широкого движения новых передовых сил.
Весной 1899 г. в холодный дождливый день мне пришлось осматривать вместе с инженером уездной земской управы места, которые предполагалось отвести для строительства каких-то мастерских у деревни Автово и в районе побережья в направлении к Путиловскому заводу. Дул пронизывающий порывистый ветер с взморья. Несколько часов ходили мы по открытым со взморья местам. Одетый уже по-весеннему, я сильно промёрз. В результате заболел пневмонией, осложнившейся плевритом. Только через месяц стал я вставать, но оставалась большая слабость, сильный кашель и поты. Аркадий Николаевич Рубель напугал Любовь Карповну, что у меня начинается лёгочный туберкулёзный процесс. Лично у меня настроение было бодрое, я был убеждён, что скоро поправлюсь. Меня, как больного, стал навещать по приглашению Любови Карповны А. И. Яроцкий, которого, как хорошего клинициста, рекомендовал И. А. Дмитриев.
С этого началось наше знакомство с А. И. Яроцким, продолжавшееся много лет. По настоянию А. Н. Рубеля и Яроцкого я должен был уехать в Крым. Но я убедил Любовь Карповну вместо этого уехать со мною на хутор к моим родителям – в Попенки Черниговской губернии. Много радости доставил наш приезд родным, но немало и слёз было пролито моей матерью, когда она узнала от Любови Карповны о том, что скрывали от меня, но что без колебаний утверждали и Рубель, и Яроцкий, а именно, что дело идёт у меня о туберкулёзном процессе. Мать заставляла меня пить стаканами свежие сливки. Вопреки всяким запрещениям я занялся работами в саду. Для устранения тени от разросшейся молодой сосновой рощи, закрывавшей с юга наши яблони и другие фруктовые посадки, я принялся за выкорчёвывание сосен. Вскоре я настолько увлёкся этой достаточно трудной работой, что по три-четыре раза в день приходилось сушить промокшую от пота одежду и менять бельё. Через месяц я совершенно забыл о своей болезни, а затем прекратился и кашель. В августе мы вернулись в Петербург, я чувствовал себя вполне окрепшим и здоровым, чтобы нести всю нагрузку сутолочной петербургской жизни. Каждый день, по много часов, проводил в своём санитарном участке на осмотрах, до поздней ночи писал заключения на всякие проекты строительства и прочитывал большие связки земской санитарной информации для составления общественно-санитарной хроники в «Вестнике общественной гигиены». Эта работа была мне передана М. С. Уваровым, ставшим фактическим редактором «Вестника». Кроме того, я продолжал вести отдел иностранного санитарного законодательства.