Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1 - стр. 43
Недалеко находилось двухэтажное здание присутственных мест: казначейства, казенной палаты и губернского правления. Во флигельке дома помещалась губернская типография, где печатались «Уфимские губернские ведомости»[130], а в частной типографии купца Блохина печатался «Уфимский листок объявлений и извещений» с телеграммами «Северного телеграфного агентства»[131]. Этим и ограничивалась уфимская пресса. Блохин имел единственный на всю Уфу книжный и писчебумажный магазин, а также публичную Библиотеку для чтения с хорошим подбором книг. На оборотной стороне переплетов книг его библиотеки были наклеены ярлыки: «Читающих мои книги прошу углов в них не загибать, заметок не писать и книгу не выворачивать». На некоторых книгах 40-х годов были такие наклейки: «Не берите книгу грязными руками, не рвите и не пачкайте, не загибайте листов, не перегибайте в корешке, не кладите на мокрый стол, не выносите незавернутой, ибо от всего этого книга стареет и уже не может передать другим читателям всего того, что прочитали вы». Это приучало нас к бережному обращению с книгой, я сам стал переплетать книги, научившись их сшивать в переплетной Блохина, куда отдавал более ценные книги, и где мастер охотно показывал мне это незатейливое искусство. Цензура еще не добралась до «запрещенных» книг, и мы брали из библиотеки журналы «Современник», «Отечественные записки», «Дело»[132]; выдавались свободно и сочинения Д.И. Писарева, также считавшиеся «запрещенными».
Центральная улица Уфы. Открытка начала XX в.
За нашим домом Лазаретная улица становилась глухой и скоро выходила в «степь» (поле), где было кладбище с церковью[133], копией казанского пирамидального памятника на взятие Казани[134]. За кладбищем пруд, где купали лошадей, тут же купались и мальчишки, вылавливавшие пиявок; подальше казармы пехотного батальона и лагерь, примыкавший к непроходимым кустам орешника и леса, спускавшегося до пристани на реке. С другой стороны «степь» заканчивалась зданием острога и рядом щепного рынка, а далее дорога спускалась также к реке Белой, огибавшей полукругом город. У пристани и начиналось судоходство по р[еке] Белой до Казани и Нижнего Новгорода. Пароходы были мелкосидящие, однопалубные, с крошечными каютками в трюме и небольшой рубкой-столовой. Пароходное общество «Самолет»[135] было первым по времени, но его пароходы с громкими названиями «Рыцарь», «Витязь», «Скорый», «Проворный» ходили далеко не проворно. Износившись на Волге, они теперь были загнаны в Уфу. Ходили неисправно, тянулись до Казани по шести суток, постоянно застревая на мелях. Потом появились еще худшие пароходы В.Т. Поповой, с названиями в честь ее сыновей: «Александр», «Николай» и «Михаил», – совершенно позорившие честь ее чад[136]. Эти посудины отпугивали даже самых неприхотливых уфимцев. <“Ведь он развалится, разве на нем можно ехать?” – так оценивали свой же пароход лоцманы>[137].
Так как пароходы отходили ночью, с расчетом быть на главных пристанях, где надо грузиться, днем, то на пристань раньше ездили под конвоем полицейских. Против пристани, на том берегу реки, был и наш рабочий прикол, где мы гимназистами проводили все лето. Вспоминая о давней, прежней Уфе, теперь так отрадно добавить о результатах завоеваний Великой социалистической революции, когда Уфа стала столицей Башкирской республики, раскрывшей свои богатейшие недра. Глухой Стерлитамак с ничтожной тогда деревушкой Ишимбаево стали приуральским Баку. За годы сталинских пятилеток в Уфе построены: ЦЭС