Записки эмигрантки - стр. 23
На момент встречи с Женей она работала в русском магазине, продавщицей. Женя зашел за колбаской. В тот же вечер Оля переехала к нему. Через какое-то время они поженились. Женя был американским гражданином. Соответственно, Оле полагалась Грин Карта через какое-то время, как законной жене. И все было неплохо до того момента, с которого началось наше знакомство с этой парой.
Можно понять Олю, которая «мыла жопы» – как она выражалась– старикам, чтобы не протянуть ноги им двоим. Она, конечно, не только «мыла жопы», но и готовила, убирала, стирала и развлекала этих же стариков чтением или рассказами из своей жизни. Она была добра и безотказна. И старики этим пользовались. Как-то заставили ее помыть окна в квартире, что абсолютно не входит в обязанности хомотенда.
А что же Женя? Женя не искал работу. Он думал, что работа сама его найдет. Не смотря на тяжелую финансовую ситуацию в семье, он не хотел себе отказывать в маленьких удовольствиях, коими были сигареты и выпивка. Он курил одну за другой. В квартире можно было «топор вешать». Причем курил не дешевые – заботился о здоровье. Он не был алкоголиком, отнюдь. Евреи никогда не бывают алкоголиками. Но пропустить рюмку-другую за ужином не отказывался. Пропускалась, как правило, водка. Опять-таки, береглось здоровье и водка покупалась самая дорогая.
И строил воздушные замки.
Какой женщине бы это понравилось?
Конфликт зрел давно. Оля надеялась, что Женя все-таки найдет какую-нибудь работу. Но Женя не торопился. 14 долларов в час? Это мало! Он не понимал, что уже не будет тех времен, которые были до 11 сентября 2001 года. И тех денег тоже не будет. А надо продолжать жить и платить по счетам.
Каждый раз, когда мы с Данькой приходили к ним в гости ( как правило, это было вечером, так как находиться «дома» уже было невозможно – у нас тоже назревал конфликт) была одна и та же история.
Готовился ужин, садились за стол. После пары рюмок водки Оля расходилась и начинала высказывать свои претензии к Жене, взывала к его совести, а он только курил, молчал и смотрел на нее свои грустными глазами. Он напоминал мне старого ослика.
В один из таких вечеров я узнала, что у Тани в Новосибирске остался сын, которого она не видела уже семь (!) лет. Те долгие семь лет, которые она была в Штатах и не могла выехать из-за отсутствия документов. Вернее, выехать-то она могла. Назад бы ее никто не впустил. С ним все в порядке, он живет с отцом. Они перезваниваются, она высылает какие-то деньги. Но не видеть ребенка семь(!!!) лет. Не потому что тебя лишили материнства, а просто по собственной воле. Мальчику четырнадцать, как Даньке. То есть в последний раз она видела сына, когда ему было семь лет. Для меня это было как гром среди ясного неба. Я этого никогда не понимала и, наверное, не смогу понять никогда. Зачем нужна тогда эта Америка? Что здесь вообще делать, как жить, когда ты знаешь что где-то далеко, на другом континенте живет родное тебе существо. Без тебя. Не просто родное, а вышедшее из тебя, твой кусочек, твоя плоть. Живет, развивается, взрослеет, ходит в школу, ложится спать, а ты даже не можешь его обнять и пожелать «спокойной ночи». Ты ни-че-го не можешь! Потому что он далеко и неизвестно, хочет ли он тебя уже видеть вообще. Ведь дети жестоки! Они не прощают предательства.