Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928 - стр. 32

, который был душой всего этого предприятия, а председателем правления был Тимирязев. На месте управлял приисками некто Белозеров, из мужичков-самоучек, типичный сибиряк, который чутьем знал, где кроется под землей золото. Говорили, что рабочие не любят Белозерова, это обыкновенно случается с людьми, выбившимися из народа, знающими самую подоплеку каждого приискового события. Но в этом расстреле рабочих он также был совершенно ни при чем и как умный и осторожный человек никогда бы его не допустил.

Однако все старое правление и все старые приисковые служащие должны были пасть жертвой общественного мнения. В «Русском слове» в Москве появилась статья знаменитого Дорошевича[217], направившего почему-то все стрелы своего остроумия против Тимирязева. Все правление ушло в отставку, а барон Гинзбург, создатель всего ленского предприятия, от такой обиды уехал из России в Англию.

Таким образом, наше правление возникло на костях старого. Состав нашего правления был блестящий; председателем его был избран известный харьковский промышленник Авдаков, член Государственного совета и председатель Совета съездов промышленности и торговли в Петербурге. Директором-распорядителем – горный инженер Грауман[218], который раньше был управляющим Ленскими приисками и знал их как свои пять пальцев. Членами-директорами были: я, профессор Озеров и англичанин Бойль[219]. Даже кандидатами у нас были инженеры, специалисты по золотопромышленности. Дело у нас шло очень хорошо. Долго, однако, мы не могли найти хорошего управляющего; сначала попал к нам инженер П., который на сделанном ему испытании перед отправлением на прииски больше всего интересовался, имеются ли у него в квартире в Бодайбо теплый клозет и ванна. Управляющему приисками полагался по тому времени колоссальный оклад жалованья в 60 тысяч рублей в год.

После его пришлось уволить, и на приисках рассказывали, что он был всецело под башмаком у жены, очень вздорной женщины. Поэтому, очевидно, он так и интересовался о домашних удобствах своей квартиры.

Я все время собирался поехать на прииски, но за все шесть лет так и не попал на Лену: сначала у меня перебил очередь Н. С. Авдаков, который сам пожелал ехать на прииски и даже сшил по этому поводу себе русскую поддевку и высокие сапоги; он почему-то думал, что на прииски именно нужны поддевка и высокие сапоги. Ведь даже в заседание правления пришел тогда в этом костюме. Однако дальше поддевки дело у него не пошло, и на прииски он не поехал. На следующий год у меня перебил очередь профессор Озеров – и также не поехал. Затем наступили выборы в четвертую Государственную думу, и мне нельзя было уехать от предвыборной кампании. Затем – война. Так я и не попал на Лену. Мне передавали после, что меня там очень ждали, ибо имя мое по газетам им было хорошо известно, и что мне готовили показать и рассказать много интересного и даже сенсационного.

Когда начались беспорядки в столицах, ленские рабочие также предъявили повышенные требования. Русские банки, владевшие пакетами акций Ленского товарищества: Русско-Азиатский, Путилов[220] и Санкт-Петербургский Международный, Вышнеградский[221] продали тогда свои пакеты Русско-Английскому банку (Бененсон[222]).

Правление наше решило «проверить» наши полномочия, для чего подать всем составом в отставку. К этому времени и председатель наш Авдаков скончался. Надо заметить, что как раз накануне этой коллективной отставки я был вновь выбран на три года. Но так как нас уверяли, что эта коллективная отставка лишь пробная и что мы все вновь будем переизбраны, то и я подал свое прошение.