Записки. 1793–1831 - стр. 26
Едва успел полковник вымолвить это неприличное слово, как на щеке его явилась заслуженная, здоровая пощечина. Полковник пошатнулся. Бранту показалось этого мало; дал ему другую поздоровее и полковник всею тяжестью тела упал на землю. Брант поставил ему ногу на грудь, плюнул в рожу, сказав:
– Уважая еще мундир, позволяю тебе вызвать меня на дуэль.
Полковник из Гатчины подобных слов не понимал, он подал рапорт с прописанием побоев и прочего. Брант немедленно был разжалован в солдаты в тот же полк. Он был человек отличный, образованный, с духом возвышенным; в солдатском мундире гордился своим поступком. Все записки подписывал: «Кавалер белой лямки». За неделю перед отъездом императора в Петербург прискакал фельдъегерь и потребовал к государю рядового Бранта. Когда он вошел в кабинет, Павел, державший в руках бумагу, положил ее на стол и, подойдя к Бранту, сказал:
– У Царя Небесного нет вечных наказаний, и у царя земного они быть не должны. Вы поступили против субординации, я вас наказал; это справедливо. Но вы, как благородный человек, заступились за вашу императрицу; поцелуемтесь, господин подполковник.
Этот анекдот выказывает все величие души императора Павла и тем сильнее, что за Бранта никто не ходатайствовал.
Санкт-Петербургский комендант Котлубицкий[73], добрейший в мире человек, жалея о числе сидящих под арестом офицеров за фронтовые ошибки, окончив рапорт государю о приезжающих в столицу и отъезжающих из оной, держал в руках длинный сверток бумаги.
– Это что? – спросил император.
– Планец, ваше императорское величество! Нужно сделать пристройку к кордегардии.
– На что?
– Так тесно, государь, что офицерам ни сесть, ни лечь нельзя.
– Пустяки, – сказал император, – ведь они посажены не за государственное преступление. Ныне выпустить одну половину, а завтра другую и всем место будет, – строить не нужно и впредь повелеваю так поступать.
Во время пребывания моего в Нижнем Новгороде, как мы после это увидим, был следующий случай, достойный быть пересказанным. Отправленные из Петербурга в Сибирь князь Сибирский[74] и генерал Турчанинов[75], следуя по тракту, остановились в Нижнем Новгороде на почтовом дворе. Нижегородский полицмейстер Келпен явился к г-ну гражданскому губернатору Е. Ф. Кудрявцеву[76] и объявил ему об их прибытии, рассказав несчастное их положение, что скованные и обтертые железом ноги их все в ранах и оба они в изнеможении. Сверх того, быв отправлены осенью, настигла их зима, у них нет ни шуб, ни шапок, ни сапог, даже нет и денег.
Е. Ф. Кудрявцов, честнейший и благороднейший человек, вручил полицмейстеру 1000 рублей ассигнациями, приказав ему ехать к князю Грузинскому, князю Трубецкому, Захарьину и Левнивцеву и сказать им, что он дал 1000 рублей, чтобы и они со своей стороны тоже оказали им вспомоществование, которые все по богатству своему превзошли ожидание губернатора. Он приказал снять с князя Сибирского и Турчанинова оковы, накупить им все нужное, а остальные деньги им вручить. По выходе полицмейстера, призвал он своего правителя канцелярии Солманова и продиктовал донесение его величеству, которое было, сколько упомню, следующого содержания: «Полагая, что угодно вашему величеству, дабы преступники, князь Сибирский и Турчанинов, доехали живые до места своего назначения и тут раскаялись бы в своих преступлениях, я, при проезде их через Нижний Новгород, убедясь, что они больны, ноги их в ранах и, невзирая на появившуюся зиму, не имеют ни шуб, ни шапок, ни денег, приказал снять с них оковы, снабдить всем нужным, и тем думаю исполнить волю императора моего, о чем донести вашему величеству счастие имею».