Запертое эхо - стр. 24

– А, ну старухе Анне ничего не делается. Сходи. Она не будет тебе рада, но выбора нет. Питер! – окликнула она через мгновение. – Не стой столбом! Ступай! У тебя поезд через три часа, а нам еще ехать до Бирмингема.

– Да-да, – я очнулся, – старая ведьма смешала все карты.

Мама только рассмеялась мне вслед, пока я направился в дом за подарочным свертком. Как только я подошел к дому Чарльстонов, меня с головы до ног обдало дрожью, которая отзывалась в сердце, – сколько раз я прибегал к этой калитке, чтобы вызволить Милли из плена, которым стал для нее собственный дом. Как чудесно, что она освободилась из-под этого гнета!

Я позвонил. Никто не отворил мне. Странно, я думал, что Милли наняла для бабки сиделку. Кажется, старая карга выжила весь человеческий дух из этого жалкого домишки. Подождав, и глотнув немного зимнего воздуха, я толкнул дверь – она поддалась.

– Миссис Чарльстон, – позвал я.

– Кто там? – ответ донесся из дальней комнаты.

– Это Питер. Питер Браун. Могу я войти?

Послышалось старушечье кряхтение и скрип половиц – ведьма встала и взяла палку, которая стучала по полу, сопровождая ее медленные шаги. Я знал, она проклинала каждого, кто приходил в этот дом – вот оно, поистине религиозное гостеприимство.

– Питер? – она удивилась, увидев меня.

– Добрый день, – я попытался улыбнуться.

– Ну, входи же!

– Нет-нет, миссис Чарльстон, я лишь принес подарок от Милли, она просила передать.

– Хм. Что ж, – она недовольно сдвинула брови, – положи его вон туда.

Я сделал то, что она попросила, и уже наметил план отступления.

– Надеюсь, вы хорошо поживаете? – из учтивости спросил я.

Она взглянула на меня, и в моих воспоминаниях живо воскресли картинки из прошлого: разгневанная бабка с клюкой в руке гоняет нас по двору. Затем крестится и возвращается в дом. Жуткое зрелище.

– Не без помощи Господа.

По имени Джордж Ридли.

– Вы бы закрывали дверь, – указал я на засов. – Сейчас холодно.

Миссис Чарльстон безразлично кивнула.

– Как там Милли? – вдруг спросила она, внутри меня затеплилась надежда, что ей не все равно.

– О, с ней все чудесно! Я гостил у нее не так давно. Прекрасный дом, замечательный муж. Кажется, она счастлива.

– Кажется, – усмехнулась старуха.

– Нет. Я уверен. – На самом деле, я ни в чем не был уверен.

– В таком случае, я могу спокойно умереть.

Я удивился. Мне никогда не приходило в голову, что эта ведьма могла любить Милли. Она воспитывала из нее солдата. Но все ее попытки обратились в прах – пусть Милли и была бойцом, но совсем иного рода войск.

– Всего вам хорошего! – Я двинулся к выходу, не дожидаясь ответа.

Всю дорогу в Бирмингем я старался вычеркнуть из памяти этот бездарный эпизод моей жизни. Надеюсь, столь неприятных и непредвиденных встреч в моей жизни будет как можно меньше. Но совсем их избежать, безусловно, не представлялось возможным. В чем я убедился на следующее утро, когда проснулся в своей лондонской комнате от звука дверного звонка. Потирая глаза и накидывая халат, я отворил дверь. На моем пороге стояла Рене Шеридан.

Сказать, что мое сердце чуть не провалилось в пятки, – значит ничего не сказать. Я стоял, словно изваяние, и не мог выдавить из себя ни слова. Рене подоспела мне на помощь.

– Я могу войти? – спросила она довольно кротко, глядя на меня из-под вуали, скрывавшей ее глаза.