Запасные - стр. 11
Да какой с них спрос, с Тодариков, славных властителей Соединённого Королевства! Откуда их величествам знать, что такое нищета, одиночество, безысходность – и холод, вечный холод…
С тех пор, как её забрали из приюта, она жила в куда более тёплых краях, а став матерью-настоятельницей, и вовсе поселилась в Никее, на берегу тёплого Лазурного моря. Управление сети приютов находилось там, в главной обители сестёр-воспитательниц, которая так и называлась – Лазурная. Высокая должность обязывала время от времени наведываться даже в самые далёкие обители сестёр. Мать Геновефа исправно выполняла свои обязанности, но в «родной» приют приезжала исключительно летом.
Ныне, увы, припоздала: осень уже вступала в свои права. После целого ряда землетрясений, разрушивших несколько городов и десятки мелких селений на юге страны, работы у сестёр прибавилось. Немало детей действительно остались сиротами, но были и такие, которых сами родители сдавали в приют – временно, пока строятся новые жилища. Мать Геновефа уже думала в этом году оставить Радасбону без личного внимания, просто послать одну из помощниц проверить, как там дела. Но тут случилось это несчастье – взрыв газа на ярмарке в Сингидуне. С десяток раненых детей отвезли именно в радасбонский приют: до бывшего королевского охотничьего замка был всего день пути по реке, к тому же сёстры-воспитательницы слыли ещё и умелыми сиделками. Вот и пришлось самой заглянуть сюда по пути домой…
– Матушка, какое счастье, что ты приехала! – подобрав полы просторного одеяния из немаркого серого сукна, навстречу спешила сестра Кунигунда, заведующая приютом. Она была лет на двадцать младше матери-настоятельницы, однако из-за полноты страдала одышкой. – Я ведь писала тебе в Лазурную обитель, да ты, видимо, моё письмо не получила – который месяц в дороге, благодетельница наша!
– В письме было что-то срочное? – не замедляя шага, осведомилась мать Геновефа. – Тогда мне должны были его переслать.
– По мне так срочное, но твои заместительницы могли этого и не понять, – пропыхтела сестра Кунигунда, с трудом поспевая за настоятельницей. – Подумаешь, дитя умирает! Таких случаев, небось, в стране и не счесть, лекари не всесильны, а богам виднее…
– Кто умирает? – мать Геновефа даже приостановилась.
– Так уже никто… – промямлила заведующая. – Считанные часы оставались, девочка уж не дышала почти – и вдруг резко пошла на поправку! Иначе как чудом не назовёшь! Поди, у Триединой Госпожи на сиротинушку нашу свои виды имеются. Ведь не зря же такая краса на землю пришла…
– Что, и вправду настолько хороша собой? – деловито поинтересовалась настоятельница, сворачивая в узкий коридор, ведущий, как она прекрасно помнила, в больничное крыло.
– Сейчас сама увидишь, матушка, – сестра Кунигунда с явным облегчением остановилась у первой же двери. – Сюда изволь…
В крохотной палате с холодным каменным полом и голыми белёными стенами стояли четыре узкие койки, застеленные одеялами из некрашеной козьей шерсти. Три были пустые, а на дальней, стоявшей под окном, лежала девочка лет двенадцати. И да, она была невероятно красива! Даже длительная болезнь не смогла уничтожить столь щедрый дар природы. Насколько можно был судить по контурам тела под одеялом, девочка была стройна и высока. Тугие локоны очень светлых волос разметались по подушке, обрамляя нежный овал лица с безупречными чертами. Густые длинные ресницы бросали тень на довольно высокие скулы. Но вот больная, видимо, разбуженная вошедшими, открыла глаза, и мать Геновефа с трудом сдержала возглас удивления: она в жизни не видела такой чистой, такой глубокой, такой завораживающей синевы!