Занятие для идиотов - стр. 23
Кислые щи были еще одной его слабостью. Он дул на ложку, обжигал губы изумительной квашеной кислотой, внутренне улыбался и думал о том, что наверняка запомнит прекрасный день жизни, в котором случилось два события сразу: встреча с режиссером и эти кислые щи.
Наташа знала про его склонность к щам, но варила их не часто. Она прибегала к помощи любимого блюда тогда, когда мужа следовало размягчить и порадовать прежде, чем завести с ним интересующий ее разговор. Сегодня был как раз такой случай. Конечно, было бы лучше, чтобы он сам рассказал ей о встрече и, главное, о той, с кем он встречался, но поскольку Натапов молчал, пришлось проявить инициативу.
– Как Майская? – с безразличием, выдававшим заинтересованность, спросила она. – Я права: прыткая?
– Прыткая, – ответил он. – Нормальная.
С деталями, всё более возбуждаясь, он поведал о проекте и о возникшей у режиссера идее сделать из главного героя кино Христа – не реального, конечно, Иисуса Христа, Христа по воззрениям и возможностям – признался, что идею такую не принял, пустился в спор, много выпил и окончательно решил: Христосом его герой не будет.
Наташа кивала, слушала во все уши, ловила каждое слово, но чуткий Натапов чувствовал, что судьба кино трогает Наташу много меньше второго, решающего для нее вопроса, который следует немедленно упредить.
– Внешне Майская, конечно, не ахти, тетка лет на десять старше меня, – сказал он, – но талантливая, ее кино о школе наделало шуму, мы ведь, кажется, вместе его смотрели, кажется, у мамы?
Врать плохо и стыдно. Врать полезно и необходимо, если искусная ложь облагораживает, умягчает, успокаивает женские нервы и настраивает инструмент отношений на любовь. Наташа повеселела, обед и день закончились весело, семейное счастье не улетучилось в окна и двери.
– Хочу шампанского, – сказала Наташа. – Хочу тоже выпить за твой успех.
– Имеешь право, конечно, просто обязана, – согласился Натапов. Шагнув в кухню, он извлек их холодильника ледяную бутылку шампанского, которую всегда припасал на случай нечаянного торжества, подумал о том, что шампанское весьма изысканно сочетается с кислыми щами, а также о том, что сегодняшняя встреча с Майской плюс нынешняя сцена с Наташей тоже есть чистое кино. Страсть, ревность, измена, добавить немного фантазии, и вот она, мелодрама, начинается, сказал он себе, надо бы все это записать, пригодится. Сказал, вспомнил записные книжки Чехова, почувствовал себя профессионалом и немного возгордился.
Хорошее настроение не покидало весь остаток дня.
Наташу после шампани закономерно потянуло на сон, и она, завернувшись в плед, залегла – мысль об обладании сверкнула было в голове у Натапова, но почему-то не увлекла; его потащило в сторону виски и размышлений на фоне бегающих в телевизоре за мячом двадцати двух мужчин.
Забавно, что постоянно вспоминалась Майская. То и дело, перебивая футбол, возникали в воображении пушистая головка, блюдца-глаза и напористый голос. Надо же, удивлялся он, прицепилась, сучара. Воспоминание было милым, даже приятным, немного тяготило лишь то, что он с режиссером не допил, не договорил и не доспорил. Натапов включил воображение. «Слушай, Майская, – скажет он ей, если встретит, – я не могу согласиться с тобой в том, что вся наша духовность проистекает только от Христа. А великая русская литература, а живопись, а театр, а музыка, а кино? Разве общение с ними не есть неиссякаемый источник духовности и духовной жизни? Есть, конечно, тут и спора быть не может. А занятие высокой наукой разве не одухотворяет? Ты мне возразишь, что и литература, и все искусство вообще порождены христианством – я с тобой соглашусь, но только отчасти, потому что, во-первых, не все искусство и не вся литература порождены христианством, есть еще великие литературы Юго-Восточной Азии, Китая, Индии и Ирана, основанные на других, не менее важных мировых религиях. А во-вторых, скажу я тебе, режиссер Майская, религия и в частности христианство были необходимы и единственны для человека на стадии его младенчества, когда он очень многого не знал и запас его культуры был толщиною с ноготок на твоем изящном мизинце. На нынешнем уровне цивилизации религия по-прежнему стремится монопольно пасти человека, но у него, по счастью, есть много других альтернативных источников для вдохновения и духовного поиска. Христианство, как и любая другая религия вообще, не имеет права поголовно подчинять всех подряд; каждый человек свободен, он мыслит, верует или не верует по-своему и в свое, с таким человеком религии управляться трудно, он сам успешно управляется с любой религией, и она перед ним пасует. Вот так, режиссер Майская, как говорится, примите и распишитесь: вот вам сценарий и снимайте наше кино безо всякого Христа. Или не снимайте… Не спорьте со мной, умным сценаристом. Режиссер против сценариста все равно что плотник супротив столяра, в титрах на экране сценарист всегда идет первым…»